Блеск и будни
Шрифт:
За два дня пребывания в молодой Американской республике у Леттис создалось весьма нелестное представление об этой стране. Она осмотрела Капитолий. Зал Сената и круглый, красный с золотом зал Палаты представителей были уже отделаны, а большой мраморный флигель, который возводился уже семь лет, был почти готов. Леттис подумала, что все это производит довольно хорошее впечатление, хотя ощущение величия несколько снижалось за счет того, что территория Капитолия была замусорена кусками мрамора, валяющимися колоннами, досками, железными плитами и камнями, а также домиками для рабочих. Они проехали мимо департаментов почты и патентов, которые расположились по диагонали между Седьмой
Их экипаж въехал на подъездную площадку претенциозного особняка с колоннами, который сенатор построил три года назад. Горас и Леттис вышли из экипажа. Ярко освещенный дом уже заполнили гости. Когда Леттис поднималась на крыльцо, она услышала звуки оркестра, наигрывавшего веселые мелодии «Дикси».
Белладоны находились в Вашингтоне всего два дня, но уже знали о напряженности в отношениях между политиками — северянами и южанами, сторонниками рабства. Эта напряженность распространилась также и на социальную жизнь. Росло число людей, которые приглашали либо только северян, либо только южан, в зависимости от своих убеждений. Однако несмотря на свои явные симпатии к рабовладельцам, сенатор Уитни и его родившаяся в штате Миссисипи жена все еще общались и с теми, и с другими, во всяком случае на социальных мероприятиях.
В центральном зале Белладонов встретил исполненный достоинства черный дворецкий, и они присоединились к другим гостям, которые двигались цепочкой, чтобы поздороваться с хозяевами. Леттис подумала, что Элли Мэй Уитни, конечно, была некрасива со своим большим носом и лошадиными зубами, но умелая горничная подкрасила ее внешность, и она выглядела вполне представительно в своем огромном платье из сатина в бледно-розовую полоску на зеленом фоне. «Довольно привлекательное платье, — думала Леттис. — Правда, Элли Мэй слишком обнажила свои костлявые плечи и плоскую грудь…» Но ее муж был олицетворением сенаторского достоинства со своими серебристыми волосами до плеч, в безупречно сшитом фраке. Леттис подумала, что он один из наиболее представительных американцев, которых ей пришлось до сих пор видеть. Наблюдая, как он ведет разговор и здоровается с гостями, она заметила, что он обладает профессиональным даром политика — умеет дать почувствовать своему собеседнику или собеседнице, что из всех людей на свете в данный момент его интересует только этот человек. Очарование так и распирало этого патриция, когда он, пожимая руки, улыбался и обращался своим музыкальным голосом с виргинским акцентом к богатым гостям — людям с большими связями, которые медленно проходили мимо него и его жены.
— Судья Кемпбелл из Верховного суда и миссис Кемпбелл! — громко выкрикнул молодой черный лакей, по
Когда Элли Мэй Уитни с улыбкой на тонких губах повернулась к Леттис, то замерла от удивления.
— Миссис Белладон! — воскликнула она с сильным южным акцентом. — Мой брат написал мне, какая вы хорошенькая, и он не ошибся. Но вы должны извинить меня, дорогая леди. Признаюсь, что я сначала приняла вас за кого-то другого. Да, да, вы так похожи на нее… Нет ли у вас родственников в Виргинии?
Леттис выглядела смущенной.
— Нет…
Элли Мэй повернулась к своему мужу:
— Пинеас, посмотри. Ну, разве миссис Белладон не вылитая копия Лизы Кавана?
Глаза Леттис расширились.
— Лиза? — повторила она. — Вы знаете женщину с таким именем, которая похожа на меня?
— Да, конечно. Пресловутая миссис Джек Кавана с плантации «Эльвира» в графстве Глочестер. Потрясающее сходство… С вами все в порядке?
Леттис смертельно побледнела и оперлась на руку своего мужа.
— У меня была сестра, которую звали Лиза. В прошлом году она пропала… никто не знает, куда она подевалась. Она убила моего отца.
Глаза у Элли Мэй полезли на лоб.
— Убила? — прошептала она.
Горас что-то шепнул жене на ухо, но Леттис выпрямилась и потрясла головой.
— Мой муж советует не говорить об этом, но это, конечно, не является секретом.
— Мы должны поговорить об этом, — быстро сказала Элли Мэй. — Подождите, пока не закончится представление гостей, и тогда мы встретимся в кофейной комнате. Гости пусть развлекаются сами, а эта новость слишком важна, чтобы откладывать разговор о ней. Убийство! Кто бы мог подумать?
Через двадцать минут Элли Мэй, сенатор, Горас и Леттис уединились в небольшой кофейной комнатке, изолированной от большой столовой. Элли Мэй закрыла двойные двери, потом повернулась к Белладонам, шелестя своей огромной юбкой.
— Расскажите мне все, — сказала она. В горящих зеленых глазах отразилась страсть к сплетням.
— Леттис, я не уверен, что ты поступаешь правильно, — нервно заметил Горас. — Не следует ворошить грязное белье твоей семьи…
— Моей семьи?! — огрызнулась Леттис. — Теперь это и твоя семья. И если Лиза скрывается в Америке, то тем более ее надо привлечь к суду. В конце концов, никакого нет сомнения в том, что именно она убила папу.
— Как?! — спросил сенатор Уитни.
— Она направлялась к мужчине, с которым завела шашни…
— Скандально, — прошептала Элли Мэй, которая сидела на плюшевом диване и ловила каждое слово.
— Ах, у Лизы всегда была кошачья мораль!
— Значит, слухи о ее связи с императором Франции подтверждаются.
— Императором Франции? — Леттис почувствовала замешательство.
— Пожалуйста, давайте не будем разбрасываться, — предложил сенатор Уитни. — Как же она убила своего отца?
— Ну, ночь была бурная. Она остановилась в коттедже арендатора, некоего Стрингера Макдафа. Как он рассказывает, он предложил ей переночевать в его доме. Но вскоре в коттедж заявился отец. Его предупредила местная повивальная бабка, сказав ему, что Лиза забеременела… Он сразу догадался, кто отец ребенка…
— Кто? — прервала ее Элли Мэй.
— Точно никто не знает, но я уверена, что это сделал уличный ловелас Адам Торн, который стал теперь графом Понтефрактом.
— Графом?