Ближе к истине
Шрифт:
— еще до высадки десанта бойцы отряда стали именовать себя куниковцами;
— проводить Куникова прибыл член Военного Совета флота контр — адмирал Н. М. Кулаков;
— еще не отправив отряд Куникова на Малую землю, Холостяков и особенно Свердлов, уже думают о втором эшелоне высадки (поддержки), хотя планом операции этого не было предусмотрено, поскольку все расчеты строились на основном десанте, в Южную Озерейку. По этому поводу Холостяков пишет буквально следующее: «Для непосредственного управления высадкой вспомогательного десанта и затем переправой второго эшелона (не предусмотренного планом операции! — В. Р.)
— отряд именовать полком (?);
— «куниковцев поддерживали почти все наши батареи». И т. д.
’ Не из того ли свердловско — ягодовского «гнезда» этот А. Свердлов, родоначальником которого был палач русского народа Я. Свердлов, предавший даже В. И. Ленина.
Холостяков, сам того не замечая, в книге, полностью и целиком озабочен подготовкой, а затем и поддержкой отвлекающего десанта под командованием Куникова. И совсем забывает, что есть еще основной десант.
Все это невольно наводит на мысль, что с самого начала на южноозерейском десанте был поставлен крест.
Почему?
Чем больше узнаешь про эту десантную операцию, тем большее недоумение испытываешь. И постепенно вкрадывается мысль, что даже на войне в огне и в вихрях смертей некоторые ухитряются блюсти единокровные интересы. И что по некой воле свыше южноозерейский десант был обречен. Все говорит за то. Основной десант почему-то готовился двумя разрозненными группами — одна в Геленджике, другая в Туапсе. Отряд Куникова формировался в одном месте, в Геленджике, компактно.
Плавсредства, задействованные в южноозерейском десанте, имели разную скорость, поэтому об одновременном подходе к месту высадки не могло быть и речи. Куников же высадился одновременно.
Военные корабли, назначенные для артподготовки по месту высадки десанта в Южной Озерейке, пришли на исходные позиции с опозданием, перед рассветом, стрельнули куда зря и ушли. «Куникова поддерживали почти все наши батареи».
О южноозерейском десанте немцы каким-то образом пронюхали, о вспомогательном — даже не подозревали. Значит, секретность подготовки вспомогательного десанта была обеспечена. Тогда как южноозерейского… (?)
Существует свидетельство, что тральщик типа «довоенный ОСТ» № 066 под командованием Уманского Владимира Николаевича перевозил в Геленджик группу командиров — штрафников, назначенных в южноозерейский десант. На обратном пути на траверзе Архипо — Осиповка неожиданно всплыла немецкая подводная лодка. Думали, что для атаки. Но она, проплыв некоторое расстояние параллельным курсом, вдруг погрузилась.
По прибытии в Батуми, командир тральщика поспешил доложить о случившемся контр — адмиралу Октябрьскому, одному из организаторов и командующих десантом. Тот заявил, что в курсе дела. Мало того, ему известно, что с тральщика кто-то сигнализировал на немецкую подводную лодку. После этого тральщик и вся его команда исчезли.
Вполне возможно, что с тральщика был подан сигнал о времени и месте высадки южноозерейского десанта. Но подготовка к десанту набрала уже такие обороты, что остановить ее было невозможно. В него срочно стали «сбрасывать» штрафников и ненадежных, заведомо обрекая их на смерть. Потому что далее, судя по свидетельствам историков, в подготовке и
Теперь выясняется, что операция по высадке десанта была сдвинута на полтора часа в силу плохой его подготовки и организации: несогласованности между руководителями и несвоевременной погрузки на суда материальной части.
Командующий высадкой контр — адмирал Басистый попросил командующего операцией вице — адмирала Октябрьского перенести время высадки. Октябрьский не согласился. «Однако радиограмма командующего операцией, — пишет А. А. Гречко, — дошла до адресата спустя лишь 45 минут после указанного срока начала операции, и выполнить приказание было невозможно».
Странно! Ведь оба, и Басистый, и Октябрьский, находились в Геленджике. Неужели, чтобы связаться, им мало было 45 минут?..
Глава 7
Скупость Жукова в описании малоземельской эпопеи говорит еще и о том, что правда была неприглядной. А глянец наводить было не в его правилах. Хотя потребность в глянце в те времена была велика, как никогда. Ибо непосредственный «герой» Малой земли — генсек Брежнев — был у руля государства. А по нашим неписаным законам принято: я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак.
Скупость Жукова на краски и необычно «скромное» его поведение на Южном фронте говорит еще и о том, что в то время здесь царили Берия и его люди. И наверняка они осуществляли на месте установки Верховного. Вспомним пожелание Сталина хорошенько проследить за штрафниками, особенно политическими. Вполне может быть, что одним из доверенных по проведению в жизнь пожелания Сталина был и Л. И. Брежнев. Ибо в те времена политорганы были всемогущими. И настолько, что начальник политуправления армии мог не явиться на КП к заместителю Верховного. Именно политорганы позаботились о том, чтобы о южноозерейской трагедии забыли.
Однажды мы проснулись и похолодели от ужаса, услышав сообщение о зверском убийстве бывшего командующего Новороссийской военно — морской базой вице — адмирала Георгия Никитича Холостякова и его жены. Убийцы якобы позарились на его мундир и ордена. А может быть, его устранили потому, что он слишком много знал? О южноозерейском десанте, о генсеке Брежневе, о непомерно раздутой славе Куникова? О героизме негероев и безвестности настоящих героев. Например, старшем лейтенанте А. В. Райкунове и его группе; о старшине В. Колесникове…
После обработки ран и теплого куриного бульона, которым Евдокия накормила его с ложки, Павел погрузился в глубокий сон.
Проснулся ночью. Рядом с кроватью тихо мерцал каганец — тряпичный фитилек в постном масле на блюдечке. Из темноты комнаты к нему вышла Евдокия в просторной исподней рубашке. Глазами спросила — что?
С трудом размыкая пересохшие губы, Павел попросил пить. Она вышла в сени, принесла воды в алюминиевой кружке, попоила, придерживая ему голову. Попив, он откинулся на подушку, следя за тем, как Евдокия, глубоко наклонившись к нему, поправляла подушку, подтыкала простыню, источая аромат и тепло близкого женского тела; невольно подставив его взгляду груди в просторном разрезе рубашки. Всего-то! А, какая волна колыхнулась в сердце и прокатилась по всему телу. По вспыхнувшим глазам его Евдокия поняла свою манящую «неосторожность». Улыбнулась.