Близкие люди

Устинова Татьяна Витальевна

— Кофе давай! — приказал Чернов Тамаре и улыбнулся широкой и лихой улыбкой сердцееда и рубахи-парня.

Тамара засияла в ответ и кинулась выполнять, а Степан в сотый раз мимоходом опечалился, что он сам никогда не мог так легко и как будто играючи общаться с людьми, особенно с женщинами.

— А фонари по периметру опять ни хрена не горят? — спросил Степан, уткнувшись в какой-то факс. Господи, сколько бумаги! Из всей скопившейся за несколько дней горы он выудит в лучшем случае одну бумажку и засунет ее в папку, и вовсе не потому,

что она нужна, а так, на всякий случай. Все остальное он методично пошвыряет в корзину, а бумаги из папки «на всякий случай» будущей весной выкинет Саша Волошина при очередной разборке завалов.

— Фонари горят, — кашлянув в волосатый, плохо сжимавшийся из-за толщины мозолистых пальцев кулак, сказал прораб. — Все горят, Андреич. Мы теперь по ночам… того… дозором ходим… Посменно.

Степан коротко взглянул на прораба.

— Помогает?

— Вроде помогает, Андреич, — ответил прораб как-то смущенно, — пару раз шуганули, и пока все тихо…

— Так шуганули или тихо?

— Все в порядке, Степ, — вмешался Чернов, — ничего противозаконного. За территорию никто не выходит, до крови не дерется, стволов и ножей ни у кого нет…

— Спасибо и на этом, — пробормотал Степан. — Хорошо хоть стволов нет.

— Подъехал кто-то, Андреич. Чужой кто-то. У нас таких машин нет.

Прораб славился тем, что мог по звуку определить на любом расстоянии любой двигатель.

— Тамар, посмотри, кто приехал, — попросил Степан громко, заставляя себя не поворачиваться в сторону окна, из которого была видна вся строительная площадка, хотя ему очень хотелось. Менее озабоченный вопросами имиджа и собственной значимости Чернов уже вскочил и таращился в окно, вытягивая загорелую шею.

— Правоохранительные органы пожаловали, — сообщил он через секунду. — Легки на помине, блин…

Он оглянулся и озабоченно взглянул Степану в лицо.

— Наш капитан? — уточнил Степан и, не выдержав, вытащил себя из-за стола и пристроился за плечом Чернова.

— Он самый.

Капитан Никоненко уже выбрался из красной «пятерки», захлопнул дверь и потянулся, давая всем желающим возможность как следует себя рассмотреть. Потом он повел широкими, вполне кинематографическими плечами, напомнив Степану Сергея Сергеевича Паратова в исполнении Никиты Михалкова, и не спеша двинулся в сторону их вагончика.

Степан отступил назад и плюхнулся за стол со всем проворством, на которое только был способен.

— Павел Андреевич, приехали из милиции, — доложила из «предбанника» глупая Тамара.

— Вижу, — буркнул Степан, уставившись в очередной факс.

Капитану Никоненко вовсе незачем было знать, как ждет Павел Андреевич Степанов того, что он скажет. Как ждет, как трусит, как гадает про себя, с чем капитан приехал, как не уверен в том, что его собственное лицо приготовлено к встрече с капитаном должным образом…

Под тонкой вагонной стенкой отчетливо протопали капитанские ботинки, проскрипела лесенка,

открылась дверца. Даже не поднимая глаз от факса, Степан увидел, как прораб втянул голову в плечи.

— Добрый день! Мне бы господина Степанова повидать. Только не говорите мне, что его нет, милая барышня!

— Да я и не собиралась, — пробормотала Тамара.

— И правильно делали, что не собирались, — продолжал резвиться капитан Никоненко, — ибо со свойственной мне смекалкой я моментально уличил бы вас во лжи. Машина господина Степанова подсказала мне, что и хозяин должен быть где-то неподалеку.

Дверь в «кабинет» была распахнута, так что весь спектакль шел в прямом эфире. Одно только огорчило капитана Никоненко. Огорчило сразу, как только он шагнул в вагончик, и гораздо более сильно, чем можно было ожидать. На месте персиковощекой и бежево-золотистой Клаудии Шиффер сидела какая-то вовсе невразумительная деваха с наведенными глазами и алым ртом вампира-профессионала. Дьявольский рот совершенно не вязался с общим простецким видом и поверг капитана Никоненко в некоторое подобие смущения.

Интересно, а куда же они дели свою Клаудию? В тот раз она так тряслась и нервничала, что капитан решил даже, что она что-то знает о смерти разнорабочего Муркина, и с удовольствием планировал, как станет ее допрашивать.

Не судьба, значит. Не только допрашивать не придется, но и увидеть — не судьба.

— Хозяева дома? — громко вопросил он, продолжая свое выступление. Вампирша не выражала никакого желания объявить начальству о приезде местной милиции. — Войти-то можно?

— Можно, — сказал в дверях Павел Андреевич Степанов, — здравствуйте, Игорь Владимирович. Мы вас заждались. Тамара, кофе нам, быстро. Или вам чай, Игорь Владимирович?

— Кофе! — с некоторым даже возмущением воскликнул капитан Никоненко и пожал протянутую Степанову руку. — Значит, заждались? Могли бы и позвонить, если так уж ждали. Или подъехать…

Вот оно что.

Подъехать.

Понятно.

Степан звонил капитану Никоненко каждый день. Звонил с упорством, достойным лучшего применения, да так и не вызвонил.

Значит, нужно было приезжать. Дожидаться под кабинетной дверью. Беседовать «в личном порядке», как говаривал майор Опилкин, заведующий военной кафедрой.

«Что ж ты не сообразил, Степан? Или замы тебя запутали вконец — не езди, не плати, мы еще ничего не знаем, попадем пальцем в небо…»

— Да как подъехать, Игорь Владимирович? Вы со мной даже по телефону ни разу не поговорили Меня небось взашей вытолкали бы из вашей серьезной организации — сказали: не звал тебя капитан Никоненко, что ж ты, незваный, явился!

Игорю Никоненко было тридцать четыре года. Из них последних лет… сколько же?.. да, пожалуй, десять он работал там, где работал. Ничего он не приобрел на этой своей работе — ни богатств, ни знатности, ни счастья, — зато научился отлично разбираться в людях.