Близнецы по разуму
Шрифт:
«А почему не развелся?» — задал Кир в общем-то неважный вопрос.
«Дык, квартира тещина. Остался бы ни с чем, пришлось бы на вокзал ночевать идти, да и грех, как боженька христианский утверждал, разводиться-то».
После похожих объяснений некоторых обвиняемых очень хотелось стукнуть, однако Кир сдерживался. Останавливала его отнюдь не боязнь взыскания, выговора или порицания со стороны контор-надсмотрщиков или начальства, а банальная брезгливость.
«А убийство, значит, не грех?» — поинтересовался он.
«Убийство —
«Кто?!» — удивился Кир.
«Знамо кто, Достоевский. «Искупление в наказании», — заявил Потапенко и припечатал: — Эх, темнота полицейская. Даже ж не ПТУшник, ты хоть школу окончил? ЕГЭ на тебя нет».
«Федор Михайлович. «Преступление и наказание», — поправил Кир.
«А… — протянул Потапенко, — ну дык тебе виднее».
Таким вот образом разговор вилял из стороны в сторону целых три часа. Чувствовал себя Кир по его завершении и выпроваживании Потапенко обратно в камеру выжатым лимоном, однако сумел докопаться до имени того, кто научил не больно-то умного мужика запутать следствие и свалить все на кровопийц. Оказался то Аверьянов Никита Дмитриевич: тот самый белобрысый гопник, член банды моралистов. И все бы отлично, если бы Кир успел с ним переговорить.
Увы и ах, не вышло. Как не удалось выяснить, какой кретин не отобрал у преступника шнурки. Белобрысый удавился в камере. Его же подельники оказались слишком напуганы, чтобы от них в принципе удалось добиться вразумительных ответов. Оба амбала, не сговариваясь, завели песнь о возмездии, которое уже покарало их приятеля и неминуемо падет на них, если откроют рты.
Кир обратился к Вадиму за пояснениями, но тот лишь руками развел. Он допрашивал белобрысого по поводу нападения на кафе и личности стрелка. Откуда ж было знать, что тот засветился еще и в убийствах?
Киру переговорить бы с фангой, выспрашивавшей мерзавцев. Мысленные образы ведь совершенно иное, нежели речь. Если с Вадимом или Киром преступники «фильтровали базар», то при ментальном допросе, вываливали все без разбору. Наверняка, рассказали не только про Потапенко. Может, имели место сходные эпизоды, и даже если фанге они не показались интересными, она точно запомнила все в мельчайших подробностях. Но! Ни ее имени, ни где найти, ни как с ней связаться Кир не знал. Мог бы помочь Ард, но его носило невесть где. Идти же на поклон к грану Киру не хотелось до зубовного скрежета, да и мелковат Ки-И-ас, чтобы аудиенции у Ри-Архов устраивать. Обратиться к Доку? Кир аккурат раздумывал над этим, когда Вадим ввалился в его кабинет.
— Судя по твоему лицу, полыхнет. Это уж, как пить дать, — заметил Кир, оценив внешний вид коллеги, тоже не блещущего энтузиазмом, зато с выдающимися мешками под глазами. — Ты сколько уже на ногах? Спать не пробовал?
— Я предупредить хотел, — Вадим театрально вздохнул. — Есть довольно большая вероятность
«Рад, наверняка, избавиться от такой обузы, но передо мной разве можно комедию не поломать?» — хмуро подумал Кир и спросил:
— А есть подозрение на фангский след?
Предположение о человеческой природе стрелка почти развеялось после похищения Кира и свидетельств братцев-акробатцев, вынюхавших фанга огромной силы. Но… Причем здесь подростки? На связавшемся с ними фанге заранее можно ставить жирный крест. Или нашелся путь обхода договора? Как с самострелом?..
— Больно уж все странно, — Вадим, не спросив, пододвинул стул для посетителей, уселся на него и обхватил голову руками. — Пятилапый пес капец, Кир. Абсолютный.
— А поподробнее?
— Взять хотя бы этого стрелка. Он при всей своей звериной жестокости очень логичен.
— Он маньяк, Вадик, — сказал Кир. — Я, должно быть, сильно тебя удивлю, а может, и разозлю, но все равно напомню: сумасшествие и логичность поведения — отнюдь не антонимы. Мы столкнулись с кровожадной жестокой и умной тварью.
— Тварью, умеющей использовать для своих целей других, — Вадим покачал головой. — Где ты подобных маньяков видел? Маньяки обычно одиночки.
— Обычно… — передразнил Кир.
Помолчали.
— Ну а с подростками-то чего? — спросил Кир.
— Всех жертв объединяет намерение стать обращенными фангами. У всех исчезнувших отыскали брошюрки сродни изъятой у той фанги, как бишь ее?..
— Арлин, — Кир помрачнел. — Да… повод запрячь фангский отдел весомый. Типографии хорошо потрясли?
— Вплоть до закрытия нескольких.
— Наконец-то перестали церемониться с выродками, которым все равно, что печатать: хоть фашистские листовки, хоть религиозную дрянь, хоть порнографию.
— А ты что-то имеешь против последней?
— Я? — Кир рассмеялся. — Аккурат против последней ничего не имею, я не моралеблядь с пуританством на всю голову.
— Агрессивный ты в последнее время, — упрекнул Вадим.
— Вот передашь мне дела, и вообще кусаться начну. И сколько уже этих малолетних дебилов?
— С полсотни.
— Ч…то?! — Кир подавился воздухом. — Я не ослышался?
Вадим помотал головой:
— Все у тебя хорошо со слухом.
— Я… знал о пятерых.
— Все в курсе о пятерых. Панику старательно не разводят.
— А… — Кир открыл и закрыл рот, помолчал, переваривая новую информацию, и спросил: — А родственники тоже молчат? Мамы с папами? Соседи и прочие доброхоты, без которых жить стало бы легче всем?
— Вот не любишь ты людей, — снова упрекнул Вадим.
— Никогда не верь доброхотам, в них слишком много желания навязать окружающим свои ошибки, неудовлетворенности, а в самых тяжелых случаях и просранную жизнь, — заметил Кир. — Но я отвлекся. Так и…