Блокада. Книга пятая
Шрифт:
«Где эти люди сейчас? Что с ними? Лежат на льду, усталые до изнеможения? Или все же идут, преодолевая полыньи и нагромождения торосов?.. Может быть, попали под огонь вражеской артиллерии из Шлиссельбурга? Может, расстреляны с самолетов?.. А если все благополучно, то почему никто не вернулся в Коккорево с донесением ни к двенадцати, ни к часу, ни к двум?»
Ни на один из этих вопросов ответа не было. В Осиновце знали о ходе поиска не больше, чем в Смольном.
И Лагунов, и Якубовский, и командир мостостроительного батальона Бриков, и комиссар Юревич время
В три часа дня Жданову позвонил Васнецов. Он еще находился на Кировском и сообщал, что останется там до позднего вечера, а может быть, и на всю ночь. Докладывая о том, какие меры приняты, чтобы извлечь из заводских цехов и складских помещений все имеющиеся там детали танковых моторов, упаковать их и подготовить к отправке в Москву, сообщая, сколько пушек завод способен произвести или отремонтировать в ближайшие сутки, Васнецов часто делал выжидательные паузы. И Жданов понимал, что он ждет того же, чего так мучительно ждал все эти часы сам, — сообщения о положении дел на Ладоге. Но порадовать Васнецова было нечем…
В три тридцать появился начальник штаба фронта генерал Гусев с очередной сводкой оперативного управления Генштаба и собственноручно внес коррективы на карту Западного фронта. Одна из синих стрел теперь уже огибала Тулу с востока, устремляясь к Кашире и Коломне.
На какое-то мгновение в памяти Жданова снова возникла мясистая физиономия Гудериана с асимметричным плешивым лбом.
«Неужели его проклятым танкам суждено коснуться своими гусеницами брусчатки Красной площади?» — с ненавистью подумал Жданов.
Грохот рвавшихся неподалеку снарядов как бы насильственно прорвался сквозь эти тяжкие раздумья. И в ту же минуту на пороге кабинета появился Кузнецов.
— Бьют по Смольнинскому, Андрей Александрович, — доложил он. — Надо спускаться вниз.
Жданов посмотрел на своего помощника рассеянным, отсутствующим взглядом. С каким-то глубоким равнодушием подумал: «Какое значение имеет все это, если падет Москва?»
— Андрей Александрович, — настойчивее повторил Кузнецов, — надо идти вниз. Вы же знаете, что, пока не пойдете вы, все работники горкома и обкома будут оставаться наверху.
— Да, да, — виновато произнес Жданов и направился к двери, по дороге взглянув на часы. Стрелки показывали двадцать минут пятого.
И вдруг, когда Жданов был уже у двери, на телефонном столике зазвонил один из аппаратов. С резвостью юноши Жданов повернулся и почти побежал к нему.
— Андрей Александрович! — раздался негодующий голос Кузнецова. — Зачем? Я сейчас распоряжусь, чтобы аппараты переключили вниз.
Но Жданов не слышал его. Не слышал он и грохота снарядов, рвавшихся где-то совсем близко за стенами Смольного. Схватил телефонную трубку, крикнул обрадованно:
— Да!
— У вас обстрел, Андрей Александрович? — услышал он голос Лагунова. — Я через пять минут перезвоню вам вниз.
— Нет, нет! — возразил Жданов. — Говорите немедленно!
Он крепче прижал трубку и закрыл ладонью левой руки другое ухо, чтобы не слышать грохота взрывов.
— Докладываю, — продолжал Лагунов. — Прибыли наконец посланцы от Соколова. Десять километров пройдены. Лед достаточно крепкий для гужевого, а может быть, и автомобильного транспорта.
— А остальные двадцать километров? — нетерпеливо спросил Жданов.
Снова загремели близкие разрывы.
— Андрей Александрович, — прозвучал в трубке голос Лагунова, на этот раз категорично, — воля ваша, но я прекращаю доклад. Позвоню вам на КП через пять минут.
И телефон замолк.
Жданов бросил телефонную трубку и устремился к двери. Широкий, покрытый ковровой дорожкой коридор он тоже почти пробежал, не замечая недоуменно-встревоженных взглядов встречных, поспешно уступавших ему дорогу. Спустился на первый этаж и только у двери, за которой начиналась неудобная, узкая лестница, ведущая в бомбоубежище, на несколько секунд остановился, чтобы отдышаться…
Сопровождаемый своим помощником и сотрудником охраны, Жданов прошел мимо узла связи, откуда чуть доносилось стрекотание телеграфных аппаратов, достиг тяжелой, обитой металлическими листами двери, которой заканчивался небольшой коридор, и стал спускаться еще по одной лестнице ниже, туда, где находились его подземный кабинет, а также кабинеты командующего и других членов Военного совета.
Здесь было совсем тихо. Слышалось только гудение вентиляторов, нагнетавших свежий воздух.
Начальник тыла не заставил ждать себя. Он позвонил, едва Жданов сел за письменный стол.
— Да, да, я слушаю, — отозвался Жданов, еще не успев поднести к уху телефонную трубку. — Вы не сказали мне, как с остальным отрезком пути до Кобоны.
— Об этом пока сведений не имею, — ответил Лагунов, как показалось Жданову, несколько упавшим голосом.
— Когда ждать от вас следующего донесения? — спросил Жданов.
— Андрей Александрович… вы же понимаете… точно рассчитать время невозможно, — не то виновато, не то с укоризной ответил Лагунов.
— Да, да, вы правы, — поспешно согласился Жданов. — И все же: когда, хотя бы приблизительно, можно рассчитывать на сообщение из Кобоны?
— Мне бы не хотелось гадать, Андрей Александрович…
Жданову вспомнились аэрофотоснимки, сделанные в последние дни. Они, как правило, были неясными, потому что над Ладогой стойко держался туман, а если и не было тумана, то фотографированию с воздуха мешала низкая, с очень редкими просветами облачность. Но и того, что удалось разглядеть на нечетких снимках, было достаточно, чтобы понять: лед на Ладоге не гладок.
— Хорошо, я понял, — сказал Жданов. — У вас все?
— Пока все, Андрей Александрович, — ответил Лагунов. — Разумеется, я доложу немедленно, как только будет что-нибудь новое.