Блокадные новеллы
Шрифт:
Но не таков был Каин, чтобы только страдать в оскорбленном самолюбии. «Будет она моя», — сурово сказал он сам себе и крепко задумался и начал в уме разрабатывать коварную баталию.
Некоторое время назад напал Каин на след фальшивомонетчиков и вскоре поймал фабричного человека Андрея Скоробогатова с семнадцатью сообщниками, которые и делали эти фальшивые деньги. Вспомнил о нем Каин, отправился в сыскной приказ и попросил с ним свидание якобы по служебной надобности.
— Могу тебе свободу исходатайствовать, — заявил он Скоробогатову, — только и ты должен мозгами пошевелить.
— Приказывай,
— Припеваючи не надобно, а надобно, чтобы поведал на допросе, что те деньги, которые ты со товарищами преступно мастерил, передавал одной сержантской дочери для сбыта и был по ее алчной натуре беспрестанно подгоняем ею в своем преступнодействии…
Отпетый мошенник Скоробогатов вмиг согласился с предложением Каина, потребовал встречи с секретарем и все в точности сказал ему, как Каин велел.
Тотчас послали солдат за дочерью сержанта, дабы привели ее в сыскной приказ. Секретарю обольстительная девица весьма понравилась, но был он человеком предрасположенным к служебному продвижению. А потому все свои личные чувства он потушил и суровее, чем и надо было, спросил ее, куда она на размен фальшивые деньги носила.
Ошеломленная девица твердила в слезах, что ни о чем ведать не ведает, а секретаря ее запирательство еще больше злило. К тому же примешивалось огорчение, что такая вальяжная девица выскальзывает у него из рук и кому-то непременно скоро достанется. И, следуя без поблажек законной инструкции, приказал он ее допросить под плетьми и до тех пор допрашивать, пока преступление не раскроет.
Палачи, ведущие допрос, сами люди разбойные, бездушные и безнравственные, находили в мучениях своей жертвы противоестественное удовольствие и потому тоже не скоро ее оставили в покое, впрочем не дождавшись от нее признания в злоумышлении.
Едва живая, была брошена Евпраксия, как настоящая злодейка, в тюремную камеру на соломенную подстилку, и был оставлен ей ломоть хлеба и кувшин воды.
На следующий день Каин, разузнав о страданиях Евпраксии, решил, что плод созрел, и теперь подставь только корзину, — он сам туда упадет. А проще говоря, послал он к замученной своей любви надежную и степенную сваху прямо в тюрьму. Сваха увидела Евпраксию в столь плачевном состоянии, что от всего сердца запричитала, руками замахала, опустилась перед ней на колени, принялась кровоподтеки смачивать, ранки и ссадины промывать.
— Голуба ты моя разнесчастная, — подпевала слезно она, — в беде ты есть, да добрую и веселую весть я тебе принесла: как дашь согласие за высокого господина Ивана Осиповича замуж выйти, так под белы рученьки тебя отсель выведут и в церковку под венец мигом. А уж они, Иван Осипович, пылаючи сердцем, твоего согласия дожидаются.
Встрепенулась Евпраксия, пересохшие губы облизнула и, преодолевая боль, с норовом молвила:
— Никогда не соглашусь, не люб он мне!
Подивилась сватья упорству женскому, все свои речения на помощь призвала, а уговора не получилось. Даже жалости в сватье поуменьшилось, — надо же такой несговорчивой быть! Ушла она уязвленной, чувствуя, что нанесен урон ее репутации.
Но не таков был Ванька Каин, чтобы отступиться.
Снова
Нового допроса она не смогла выдержать. Подкупленные палачи, мучая ее, между собой переговаривались так, чтобы она слышала:
— Один Иван Осипович конец делу положить может. А иначе—помяни господи рабу божью в царствии своем.
Девина догадалась, откуда ее напасти, и, не владея собой, воскликнула:
— Да зовите же моего губителя, злодея Каина!
Палачи на ее грубый тон внимания не обратили, а Ваньку Каина тотчас известили, поскольку им за это известие еще толика мзды полагалась.
— Не хочу я быть твоею женою, да мучения меня к тому вынуждают, — обратилась девица к Каину.
А Каин только согласия добивался, другие слова без внимания оставил. Бросился он в сыскной приказ и доложил господам присутствующим, что-де он обнаружил новые обстоятельства и Евпраксия, девка, больше в глупости своей виновата, а не в содеянье закононарушения. Поскольку в сыскном приказе к Каину прислушивались и ценили как серьезного оперативного работника, пошли ему навстречу и Евпраксию освободили, хотя напоследок и высекли кнутом для острастки, против чего Каин не возражал, памятуя старую истину: «Склеенная посуда два века живет».
Так вот Каин и женился.
Женился, да не остепенился.
Творил Каин дело правое и неправое: то грабителей ловил, а то выкуп с них брал и отпускал самолично.
Каин за выгоду свою держался, со своей сыщицкой службы видный доход поимел.
Однажды обокрали компанейшика Замятина в Петербурге двое жуликов и бежали с награбленным в Москву. А один из них по недогляду и забубенности попал в корчемную контору. Товарищ его сильно обеспокоен был, как друга из беды выручить. И решился он напропалую идти. Явился к Каину, выложил на стол триста рублей, поклонился в пояс. Ну и, естественно, все дело без утайки изложил. Каин от такого привара не смог отказаться.
Взял он сей же час несколько солдат из своей команды, нагрянул в корчемную контору; еще сам не зная, как поступать будет. А на счастье его, оказался дежурный подьячий погруженным в глубокий сон.
Каин выявил невообразимое служебное рвение, возмущался нерадивостью служивого, повелел с него порты стянуть и розгами высечь, а сам в лад ударам приговаривал:
— На царевой службе такой позор! Не могу я наиважнейшего злодея под такой охраной оставить… Нет, подумать только— спать на царевой службе!..
Забрал Каин с собой беглого жулика, якобы для пущей охраны, и отвез не в тюрьму высокую, а к сообщнику, ибо соблюдал свое слово: деньги получил — сотвори за них все по чести, по своей, разумеется…
Немало можно было бы рассказать о такого рода проделках Ваньки Каина, да все они схожи между собою. Ловок был Каин, а и его настигла карающая рука судьбы. И опять произошли его страдания из-за женщины.
Любил он свою молодую жену, но текло время, и принялся он на иных женок поглядывать. Сходило ему с рук все, и уверовал он в свою безнаказанность.