Блондинка с загорелыми ногами (Скажи утке "нет"!)

Оутерицкий Алексей

Опять затрубили умолкшие было рога, и общее внимание переместилось с русского богатыря на штабную фуру, в которой обосновался Повелитель.

– Ты хорошо подумал, Великий? – почтительно склонив голову, в последний раз спросил Бастурхана его ближайший на данный момент соратник, комкор по имени Бигимбет. Все утро он прилагал старания, чтобы отговорить Повелителя от столь опрометчивого шага. Ведь если, – что, разумеется, невозможно изначально, в принципе, – Повелитель проиграет схватку, это окажет на дух монгольских воинов деморализующее воздействие. Победа же не принесет ему особых преимуществ, ибо Повелитель непобедим – и непобедим опять-таки изначально, в принципе.

– Ты опять за свое, Бигимбет? – спросил Бастурхан, перекосившись лицом, словно

у него внезапно разболелся зуб. – Я хочу бороться с русским богатырем – и я буду с ним бороться! Небо послало его мне для проверки, Небо хочет убедиться, что избрало для осуществления своих целей самого достойного из всех смертных, и через пять минут я докажу это на деле. Не думаю, что русский богатырь продержится против меня более трех минут. Его лопатки коснутся земли раньше, чем успеет чирикнуть самый быстрый на свете воробей.

– Как знаешь, Великий, – смирился Бигимбет. Он опустил голову в почтительном поклоне, пропуская Повелителя к выходу, и нажал сигнальную кнопку, чтобы специальные люди снаружи с подобающей случаю торжественностью распахнули перед ним двери.

Через минуту колесо золотого мотоцикла Повелителя вселенной коснулось ковровой дорожки и раздался такой громкий крик воинов непобедимой армии, что впоследствии оказалось, оглохло как минимум десять человек – именно такое количество пострадавших зафиксировали в полковых медицинских тетрадях военные врачи.

Великий Потрясатель вселенной остановил свой отлитый из золота мотоцикл примерно в десятке метров от круга и ловко спрыгнул на землю. Воины опять закричали, вверх взмыли зэковские кепки и противогазные сумки. Не отрывая взгляда от русского богатыря, Бастурхан походил взад-вперед, сделал несколько разминочных движений руками и приблизился к кругу. С другой стороны к кругу подошел человек-медведь, который тоже не отрывал от своего противника маленьких свирепых глаз. Теперь воинство, наоборот, притихло, наступила такая тишина, что стало отчетливо слышно даже хриплое дыхание уруса, а когда он вдруг выпустил газы, это прозвучало подобно средней силы громовому раскату. Раздались робкие смешки, но стоило Повелителю слегка приподнять брови, как над полем воцарилась мертвая тишина.

Бастурхан скинул халат с вышитой на спине кириллической надписью «Номер один во вселенной», который тут же, на лету подхватила свита, а человек-медведь, схватившийся было за лямки комбинезона, вдруг передумал и не глядя высвободил грязные ноги из своих рваных кроссовок. Оба оказались примерно одного роста, но если Повелитель был сух и жилист, то человек-медведь кряжист и отягощен значительно выступающим вперед животом. Двое одновременно вступили в круг и принялись ходить вдоль очерчивающей его линии. Постепенно они сблизились до расстояния броска. Движения их были спокойны, как движения уверенных в своей силе людей, и только глаза выдавали страшное, овладевшее ими напряжение. Наконец двое сблизились на расстояние вытянутой руки и Бастурхан крепко, двумя узловатыми кистями, ухватил русского богатыря за плетеный веревочный пояс. Богатырь, раздумчиво посопев, вцепился в пояс своего противника. Монгольский предводитель напрягся для броска, на его лбу вздулись вены, последовал страшной силы рывок, но русский богатырь оказался словно вросшим в землю – его массивное тело даже не шелохнулось, только раскраснелась перекосившаяся от напряжения физиономия. Соперники тяжело задышали, некоторое время они стояли, тужась в стремлении пересилить друг друга, затем одновременно ослабили захваты и отступили. Около минуты топтались они на месте, набираясь сил для новой атаки, не отпуская при этом пояса соперника. Внезапно человек-медведь напрягся и рванул монгола с такой страшной силой, что у того затрещал прочнейший пояс, способный без малейшего для себя ущерба удержать тысячу бешеных быков, выпивших по тысяче бутылок хмельного кумыса. Тело Повелителя взмыло в воздух, толпа пораженно ахнула, кто-то пронзительно закричал, а многие закрыли ладонями глаза, чтобы не увидеть позора великого Потрясателя вселенной. Сухое тело описало в

воздухе почти правильный круг, подобно тому, как если бы он вертел на турнике «Солнце», и секундой позже опустилось точнехонько на обутые в короткие шнурованные сапоги ступни. Сухие сильные ноги мощно спружинили, и через секунду Повелитель уверенно стоял на земле, словно и не летал только что в воздух, подобно запущенной с космодрома ракете. Монголы пронзительно закричали, раздались хлопки в ладони, и опять воцарилась тишина…

Пот лил с соперников градом, оба смертельно устали, но никто не думал уступать. Они продолжали топтаться в центре круга, а руки каждого словно вросли в пояс соперника. Иногда кто-то, собравшись с силами, решался на проведение очередного броска, и опять все происходило по словно утвержденному кем-то сценарию. Богатырь не отрывался от земли, словно врос в нее раз и навсегда, а монгол, совершив очередной полет, через секунду стоял как ни в чем не бывало на своих сильных жилистых ногах.

Первым заговорил со своим соперником Бастурхан:

– Ты отважный воин, – сказал он, задыхаясь. – Я тебе уже об этом говорил.

– Я тоже тебя уважаю, – прохрипел русский богатырь.

– Ты должен освободить мне путь, – сказал Бастурхан.

– Стоял на русской земле, и стоять буду, – сказал богатырь…

Они топтались еще около десяти минут, пока не стали виснуть друг на друге подобно вошедшим в клинч последнего раунда, до смерти избитым боксерам.

– Пропустишь… – прохрипел Повелитель.

– Ни хрена… – прохрипел богатырь.

Монголы улюлюкали не умолкая, подбадривая своего Повелителя, но двое, не слыша ничего вокруг, стояли в центре круга и удерживались на ногах только за счет своего соперника каждый. Внезапно только что нещадно палившее, пребывавшее в зените солнце куда-то исчезло, поле окутала тьма, раздались раскаты грома, и черноту неба прорезали первые молнии. Не успели монголы отреагировать на столь неожиданное природное явление, как ударил такой силы дождь, что, казалось, кто-то наверху включил сотни и тысячи Ниагарских водопадов разом. Мгновенно смыло палатки, мотоциклы и даже кого-то из воинов полегче, и только тяжелая бронированная техника не поддалась напору стихии. Еще осталась недвижимой штабная фура Повелителя, стул богатыря и очерченный круг, который странным образом не потерял своей белой ограничительной линии.

– Я бы с легкостью положил тебя на лопатки, да вот, видишь… – сказал, выплевывая воду, Бастурхан.

– Взаимно… – прохлюпал полным воды ртом богатырь.

– Извини, мне нужно командовать своим войском, – с сожалением сказал Бастурхан. – Не иначе, само Небо ополчилось против меня…

– Мне тоже пора к своему стулу, – согласился богатырь. – Буду сидеть.

Каждый отпустил пояс соперника и несколько минут двое стояли друг напротив друга, задыхаясь и меряясь силой взглядов. Потом почти синхронно повернулись друг к другу спинами и разошлись в плотные потоки хлещущей сверху воды…

«И тогда вышли два великих богатыря, монгольский и русский, в чистое поле. Долго ходили они друг вокруг друга, примеряясь глазами к противнику, отмечая сильные и слабые его стороны. Первым в атаку пошел неустрашимый Бастурхан. Как коршун, пикирующий на горлицу, бросился он на уруса, но тот быстро надел шапку-невидимку и хитростью своей избежал верной гибели. Взревел обманутый Бастурхан, и от страшного крика его упали замертво два клина пролетающих на юг журавлей. Обратился он тогда за помощью к Небу, и то, сжалившись, подсказало ему верное заклинание. Выкрикнул Великий монгольский воитель заклинание, и возвратился к русскому богатырю его видимый облик. Поняв, что разоблачен и далее хитростью уклоняться от боя невозможно, бросился он с ревом на Бастурхана, но ловкий Воитель, молниеносно отступив, выставил вперед ногу, о которую споткнулся урус. От силы, с которой ударился русский богатырь о землю, задрожала ее твердь, вызвав на другом конце света сотрясение, от которого множество чернокожего народа погибло под обрушившимися на него стенами своих глинобитных пристанищ.