Блондинка сдавала в багаж…
Шрифт:
Я готовилась к поездке и примерно представляла, что увижу. Узкие улочки, дома с витринами, а в витринах — дамы легкого поведения. Так вот, знать — одно, а увидеть — совсем другое. Дорогие женщины! Всем нам, как молодым и красивым, так и старым и уродливым, обязательно следует пройтись по амстердамскому кварталу Красных фонарей в целях повышения самооценки. Не рискну утверждать, что там нет ни одной симпатичной девушки — если долго искать, наверное, обнаружишь. Но общий уровень таков, что с каждой минутой во мне крепла уверенность: посади меня в витрину, и стекло тут же сметет очередь жаждущих. Ежели речь о фигуре, то даже
Правда, это моя, женская точка зрения. Возможно, для противоположного пола выставленные дамы обладали какой-то особой притягательностью. Хотя Алекс не зря процитировал нам бельгийскую пословицу: если туалетная бумага экономно вывешена для просушки, а коровы куда красивее женщин, значит, вы в Голландии. Впрочем, некоторые витрины были стыдливо закрыты — там, надо понимать, бедные труженицы занимались делом. Получается, кто-то готов был им платить. Однако в нашей группе желающих не нашлось. Немногочисленные мужчины лишь ухмылялись и отводили глаза.
Абсурдность ситуации полностью раскрыла Настя, через пятнадцать минут бессмысленных блужданий строго сказавшая Алексу:
— Хватит! Теперь ведите нас туда, где выставлены мужчины.
— Кто выставлен? — не понял гид.
— Мужчины, — тоном, каким, наверное, общается с недоразвитыми пятилетками, повторила моя подруга. — Где они?
— Тут только дамы, — помолчав, признался Алекс.
— Глупо и неполиткорректно, — возмутилась Настя. — Посмотрите на нашу группу.
Сколько у нас одиноких мужчин? Трое, а в наличии сейчас только двое. Сколько вообще мужчин? Не больше четверти. А одиноких женщин сколько? То-то же! Теперь оглянитесь вокруг и посчитайте процентное соотношение полов. Женщин существенно больше. Так где ваша хваленая рыночная экономика? Предложение должно определяться спросом. У нас спрос на мужчин. Где ваше предложение? Я не вижу. Покажите мне его!
Алекс растерянно огляделся, словно надеясь увидеть за спиной пару дюжин Шварцнеггеров, и пожал плечами. А моя подруга, подкрепленная вином, продолжала бушевать:
— Получается, дискриминация по половому признаку подмяла под себя даже законы рыночной экономики? Вот куда надо ехать борцам за демократические свободы и права человека — в Амстердам! Я напишу в комитет по правам человека при ООН, и пусть мне возместят хотя бы сто тысяч евро за моральный ущерб. Да, для меня моральный ущерб видеть в витринах столько полуголых женщин и ни одного мужчины. Безобразие!
Вокруг нас стала собираться толпа, и довольная своим успехом Настя принялась вещать что-то по-английски — очевидно, призывала пострадавших представительниц слабого пола обращаться в ООН. Некоторые слушательницы довольно рукоплескали.
— Тише, нас заберут в полицию! — стонал Алекс.
— В полицию? Только за то, что я как женщина настаиваю на своих правах? Тут сотней тысяч не обойдешься, ущерб существенно увеличится.
Полицейских, кстати, кругом слонялось множество, но им не было до нас никакого дела — похоже, они всякого навидались. Наконец, гид в восторге стукнул себя по лбу, завопил: «Вспомнил, вспомнил!» — и потащил нас вперед. Через четверть часа он демонстрировал Насте квартал геев, заглядывая ей в глаза с гордо-смущенным видом собаки, притащившей хозяину дохлую крысу.
— Впрочем, — снисходительно добавила она, — мне понятны ваши проблемы. Учитывая статистические данные по импотенции, подобрать сколько-нибудь обширный контингент профессионалов почти нереально. А брать кого попало — разоришься на рекламациях. Женщины в сексуальной работе более стабильны.
— Нестабильны, говорите? — задумчиво пробормотала Лидия, почему-то с головы до ног оглядывая Сергея. — Да, пожалуй…
Тот попятился.
— Особенно вот такие худые и волосатые, — подтвердила Настя. — Вопреки расхожему мнению, волосатость вовсе не гарантирует высокой потенции. Лучше всего с сексуальной стабильностью у рано лысеющих мужчин небольшого роста.
Мы невольно заозирались в поисках подходящей кандидатуры. Мишаня низкорослый, но, увы, не лысеет, а у Алекса вообще кудрявая грива.
— Боюсь, маленькие и рано лысеющие слишком умны, поэтому быстро делают карьеру в какой-нибудь другой области, — вздохнула я. — В витрину их не усадишь.
— Свободное время! — не своим голосом поспешно завопил гид. — Отъезд в двадцать два тридцать, ночуем на границе с Бельгией. Сбор в автобусе.
И он канул в темноту. Мы с Настей тоже — ибо, хоть мы и неплохо провели время с коллегами, хотелось обсудить кое-что наедине. Итак, мы уселись на лавку посреди вертепа разврата, наслаждаясь кутерьмой. Наслаждение усиливал тот отрадный факт, что полицейских вокруг было почти столько же, сколько обалдевших от марихуаны туристов. Нам же с подругой наркотические вещества не требовались. Возможно, мы с ней оказались единственными гостями Амстердама, даже не сделавшими попытки посетить кафе-шоп, и кто-то осудит нас как упустивших главное. Однако нам было хорошо и так.
— Подведем итоги дня, — солидно произнесла Настя.
— Туристические или преступные? — уточнила я.
— С туристическими все ясно. Программа выполнена полностью, да еще с бонусом в виде постоянного подпития. С преступными сложнее. Дело даже не в том, что мы пока не вернули корону. В свете новых обстоятельств я не уверена в том, у кого она. Вот возьми, например, Вовчика. Почему он на целый день сбежал?
— Думаешь, распиливает ее у ювелира? — ужаснулась я. — Тут их вывески на каждом шагу.
— Ну, ювелир-то ему глаза откроет. Главное, чтобы не выкинул со злости. Ты молодец, что заговорила о бутафорской короне на весь автобус и объяснила, что она тебе нужна. Кстати, помнишь, как Вовчик заинтересовался? Заинтересовался и тут же смылся. Подозрительно. Если он — наркокурьер, то именно в Амстердаме у него наверняка полно работы.
Я пожала плечами:
— Мне кажется, слухи о преступности Амстердама несколько преувеличенны. При таком-то количестве полицейских!
— Может, они коррумпированы? — неуверенно предположила моя подруга, глядя на солидных стражей порядка, дефилирующих по узким улочкам.
— Ладно, — согласилась я, — Вовчик действительно подозрителен. Он иногда так странно реагирует на чушь, которую я несу, что становится не по себе. Но мне почему-то кажется, если корону украл он, он ее вернет. Он действительно хорошо ко мне относится. А вот Мишаня с его тремя пистолетами… хочется верить, это все-таки игрушки.
— Не знаю, не знаю, — протянула Настя. — На вид как настоящие. Хорошая маска, ты не находишь? Вроде твоей. Такой дурачок, которого никто не заподозрит. Подходящая личина для наркокурьера и киллера.