Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход
Шрифт:
Открыв глаза, она вцепилась в стакан и подмигнула.
— У тебя недурно получается, старина, давно пишешь стихи? [12]
— Да не очень.
— Можешь меня поцеловать, если хочешь, — игриво предложила она.
Сзади к ней подошел парень в
12
… давно пишешь стихи? — собеседница сыщика цитирует стихи Кристофера Марло (1564—1593) — английского поэта, переводчика и драматурга-трагика елизаветинской эпохи.
— Пошли, котенок, домой пора. — Она яростно накинулась на него.
— Тебе что, не терпится поливать свои проклятые бегонии? — завопила она.
— Тише, котенок…
— Руки прочь, насильник чертов! — заорала она изо всех сил и плеснула ему в лицо остатки из стакана. Там было не больше чайной ложки виски и пару кусочков льда.
— Черт побери, бэби, я твой муж! — заорал он в ответ, хватаясь за платок и вытирая лицо. — Дошло? Муж твой.
Она страстно зарыдала и бросилась ему в объятия. Я обошел их и выбрался вон. На всех коктейлях одно и то же, вплоть до диалога.
Гости струйками вытекали из дома на вечерний воздух. Замирали голоса, заводились моторы, люди перебрасывались прощальными возгласами, словно мячиками. Я вышел через стеклянные двери на выложенную камнем веранду.
Отсюда склон сбегал к озеру, неподвижному, словно спящая кошка. К небольшому причалу была привязана белым фалом весельная лодка. У дальнего берега, который был не так уж далеко, лениво, как конькобежец, описывала круги черная водяная курочка. От нее даже ряби не шло по воде.
Я растянулся в алюминиевом шезлонге, зажег трубку и стал покуривать, размышляя, какого черта я здесь делаю. Роджер Уэйд явно мог держать себя в руках, когда хотел. Встречу с Лорингом он провел на высоте. Я бы, пожалуй, понял, если бы он заехал Лорингу по его острому подбородочку. Конечно, это было бы против правил, но Лоринг позволил себе гораздо больше.
По правилам — пока их не отменили — нельзя в комнате, полной народу, угрожать человеку и бить его по лицу перчаткой, особенно если рядом стоит твоя жена и ты фактически обвиняешь ее в том, что она погуливает. Если учесть, что Уэйд только что вышел из крепкой схватки с крепкими напитками, он оказался на высоте. И даже более того. Правда, я не видел его пьяным. Не знаю, каков он в пьяном виде. Я даже не был уверен, что он алкоголик.
Разница тут большая. Тот, кто иногда просто выпивает лишнего, в пьяном виде остается сам собой. Алкоголик — настоящий алкоголик — абсолютно меняется.
Угадать, как он себя поведет, невозможно. Можно лишь точно сказать, что вы столкнетесь с совершенно незнакомым человеком.
Позади раздались легкие шаги. Эйлин Уэйд спустилась с террасы и села рядом на краешек шезлонга.
— Ну, что вы скажете? — спросила она спокойно.
— О джентльмене, который любит помахать перчатками?
—
— Может, он бывший пьяница, — сказал я. — Многие после лечения впадают в ханжество.
— Возможно, — сказала она и стала смотреть на озеро. — Как здесь тихо. Казалось, писателю должно быть здесь хорошо — если писателю вообще бывает где-нибудь хорошо. — Она обернулась ко мне. — Значит, Роджер вас не уговорил?
— Смысла нет, миссис Уэйд. Ничем не могу помочь. Я ведь уже объяснял. Чтобы вовремя прийти на помощь, надо не спускать с него глаз ни на минуту. А это невозможно, даже если забросить все другие дела. Человек может сорваться с цепи в мгновение ока. Кстати, по-моему, на него это не похоже. Он мне кажется вполне уравновешенным.
Она взялась за край соседнего шезлонга и подалась вперед.
— Если бы он дописал книгу, все, наверное, уладилось бы.
— Тут я не могу ему помочь. — Она смотрела вниз, себе на руки.
— Можете, раз он вам верит. Это самое главное. Или вам противно жить у нас и получать за это деньги?
— Ему нужен психиатр, миссис Уэйд. Только хороший, не шарлатан.
Она встрепенулась.
— Психиатр? Зачем?
Я выбил пепел из трубки и подержал, чтобы она остыла.
— Я, конечно, дилетант, но могу сказать. Ему кажется, что в подсознании у него скрыта какая-то тайна, и он не знает какая. Это может быть сознание вины — собственной или чужой. Он считает, что пьет оттого, что не может вспомнить. Наверное, это событие произошло, когда он был пьян, вот он и напивается, чтобы снова впасть в это состояние, в полную отключку. Это задача для психиатра. Дальше. Если это не так, тогда он напивается просто потому, что любит пить или не может с собой справиться, а тайну выдумал себе в оправдание. Но писать и уж, во всяком случае, закончить книгу, он не может из-за пьянства. Итак, вывод: не может дописать, потому что сам оглушает себя выпивкой. А если наоборот?
— Нет, это — нет, — сказала она. — Роджер очень талантливый. Я совершенно уверена, что его лучшие книги еще впереди.
— Я же сказал, что рассуждаю, как дилетант. Вы как-то заметили, у меня в гостях, что он, может быть, разлюбил свою жену. А если и тут наоборот?
Она поглядела в сторону дома, потом повернулась к нему спиной. Я поглядел туда же. В дверях стоял Уэйд и смотрел на нас. Я увидел, как он зашел за стойку бара и стал доставать оттуда бутылку.
— Не останавливайте его, — быстро сказала она. — Никогда этого не делаю. Никогда. Наверное, вы правы, мистер Марло. Делать нечего — он должен сам от этого избавиться.
Трубка остыла, я спрятал ее в карман.
— Раз уж мы так глубоко копаем — как насчет моего вопроса?
— Я люблю своего мужа, — просто сказала она. — Может быть, не так, как в молодости. Но люблю. Молодость бывает только раз. Человек, которого я тогда любила, умер. Погиб на войне. У него, как ни странно, были те же инициалы, что у вас. Теперь это не важно — правда, иногда мне кажется, что он не умер. Тело так и не нашли. Но это часто случалось. — Она пристально и испытующе взглянула на меня.