Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход

Чэндлер Раймонд

— Почему? — сказал Спенсер.

Кэнди без единого слова поставил передо мной стакан. Взглянул на Спенсера, тот покачал головой. Кэнди удалился. Никто не обратил на него внимания. Он был как «невидимка» в китайском театре — человек, который передвигает вещи на сцене, а актеры и зрители ведут себя так, словно его нет.

— Почему? — повторила она. — О, вам не понять. Мы потеряли то, что между нами было. Это не восстанавливается. Он все-таки не попал в гестапо. Должно быть, нашлись и среди нацистов порядочные люди, которые не выполнили приказ Гитлера насчет коммандос. Так что он выжил и вернулся. Я все уверяла себя, что когда-нибудь найду его, но такого, как раньше — молодого, чистого душой, полного жизни. Но увидеть его мужем этой рыжей шлюхи —

какая мерзость! Я уже знала про нее и Роджера. Не сомневаюсь, что Фрэнк тоже знал. И Линда Лоринг тоже — она и сама потаскуха, но не законченная. Одна порода. Вы спрашиваете, почему я не ушла от Роджера и не вернулась к Фрэнку? После того как он побывал в ее объятиях, тех же самых, в которые она с такой готовностью приняла и Роджера? Нет, спасибо. Меня такие вещи не подстегивают. Роджеру я могла простить. Он пил, не ведал, что творит. Мучился из-за работы, ненавидел себя, потому что стал продажным писакой. Он был слабый человек, отчаявшийся, не мог примириться сам с собой, но его можно было понять. Он был просто муж. От Фрэнка я ждала либо гораздо большего, либо ничего. В конце концов он стал для меня ничем.

Я отхлебнул из стакана. Спенсер допил свой виски. Он царапал пальцем обивку дивана. Забыл про кипу бумаги на столе, неоконченный роман популярного писателя, с которым было все окончено.

— Не сказал бы, что он стал ничем, — заметил я. Она вскинула глаза, равнодушно поглядела на меня и снова их опустила.

— Ничем, и даже меньше того, — произнесла она с новой, язвительной ноткой в голосе. — Он знал, что она собой представляет и женился на ней. Затем, оттого, что она была такой, убил ее. А потом бежал и покончил с собой.

— Он ее не убивал, — сказал я, — и вы это знаете. — Она легко выпрямилась и непонимающе взглянула на меня. Спенсер издал невнятный звук.

— Ее убил Роджер, — сказал я, — и это вы тоже знаете.

— Он вам сам сказал? — спокойно осведомилась она.

— Говорить было необязательно. Намекнул пару раз. В конце концов он рассказал бы мне или кому-то еще. Из него это прямо рвалось.

Она легонько покачала головой.

— Нет, мистер Марло. Ничего из него не рвалось. Роджер не знал, что он ее убил. Он тогда был в полном беспамятстве. Потом чувствовал беспокойство, пытался понять, что произошло, но не мог. Шок уничтожил все воспоминания. Может быть, они и всплыли бы; может быть, это случилось в последнюю минуту его жизни, но только тогда, не раньше.

Спенсер хрипло выдавил из себя:

— Так не бывает, Эйлин.

— Почему, бывает, — возразил я. — Знаю два таких случая. Один был с пьяницей, который в беспамятстве убил женщину. Подцепил ее в баре, потом задушил ее же собственным шарфом с модной застежкой. Это было у него дома, и как все происходило, неизвестно — только она погибла, а когда его поймали, у него галстук был заколот этой застежкой, и он понятия не имел, откуда она у него.

— Так и не вспомнил? — спросил Спенсер. — Или потом признался?

— Не признался до конца. Теперь его нет, так что спросить не у кого. Его отправили в газовую камеру. Другой случай был с человеком, раненным в голову. Он жил с богатым извращенцем — из тех, что собирают первые издания, и любят готовить изысканные блюда, и держат в тайнике за стеной очень дорогую секретную библиотеку. Они подрались, носились в драке по всему дому, из одной комнаты в другую и наконец он очутился на улице, весь в синяках, с поломанными пальцами. Понимал одно — что у него болит голова, и он не знал, как проехать обратно в Пасадену. Ездил кругами, все время подъезжал к одной и той же бензоколонке и узнавал дорогу. Там решили, что он свихнулся, и вызвали полицию. Когда он появился в очередной раз, его уже ждали.

— С Роджером такое не могло случиться, — заявил Спенсер. — Он был не более безумен, чем я.

— В пьяном виде он ничего не соображал, — возразил я.

— Я была там. Я видела, как он это сделал, — спокойно проронила Эйлин.

Я ухмыльнулся Спенсеру. Это была не лучшая

моя ухмылка, но уж какая получилась.

— Сейчас она расскажет, — объявил я. — Слушайте. Сейчас расскажет. Ей уже не удержаться.

— Да, это правда, — сурово сказала она. — Некоторые вещи трудно рассказывать и про врага, тем более про собственного мужа. Если мне придется выступать свидетелем при всех, вам будет неприятно, Говард. Ваш прекрасный, талантливый автор, такой популярный и прибыльный, предстанет в жалком виде. Он ведь был король секса, правда? На бумаге, конечно. И как же этот бедный дурак старался оправдать эту репутацию! Эта женщина была для него просто очередным трофеем. Я следила за ней. Наверно, это стыдно. Так принято говорить. Так вот, я ничего не стыжусь. Я видела всю эту мерзость. Дом для гостей, где она любила развлекаться, — уединенное местечко, с собственным гаражом, с входом сбоку, из тупика за высокими деревьями. Наступил момент, неизбежный для таких, как Роджер, когда он перестал устраивать ее в постели.

Перепил. Он решил уйти, но она с воплем выскочила за ним, совершенно голая, размахивая какой-то статуэткой. Выкрикивая отвратительные, грязные ругательства, которые я не могу повторить. Потом замахнулась на него статуэткой. Вы, конечно, понимаете, какое потрясение для мужчины — услышать от якобы утонченной женщины слова, которые пишут на стенках писсуаров. Он был пьян, ему и раньше случалось впадать в буйство, и тут это повторилось.

Он вырвал статуэтку у нее из рук. Остальное можете представить сами.

— Крови, должно быть, было много, — сказал я.

— Много? — она горько рассмеялась. — Видели бы вы его, когда он вернулся домой. Когда я побежала к своей машине, чтобы уехать, он все еще стоял и смотрел на нее. Потом нагнулся, взял ее на руки и понес в дом для гостей.

Тут я поняла, что от шока он немного отрезвел. Домой явился через час. Не говорил ни слова. Его потрясло, что я его жду. Был не то, что пьян, а словно одурманен. Лицо, волосы, весь пиджак были в крови. Я отвела его в уборную возле кабинета, раздела и почистила немного, чтобы можно было отвести его наверх в душ. Уложила в постель. Достала старый чемодан, спустилась и положила в него окровавленную одежду. Вымыла раковину, пол, потом взяла мокрое полотенце и протерла сиденье у него в машине. Поставила ее в гараж и вывела свою. Поехала к резервуару Четсвортской водокачки — а дальше сами понимаете, что я сделала с чемоданом, где лежала окровавленная одежда и полотенца.

Она умолкла. Спенсер нервно почесывал левую ладонь. Она мельком взглянула на него и продолжала.

— Пока меня не было, он встал, нашел виски и напился. На следующее утро не помнил ничего. Вернее, не сказал ни слова и вел себя так, словно мучился только от похмелья. И я ничего не сказала.

— А он не удивился, куда девалась одежда? — поинтересовался я. Она кивнула.

— Наверно, потом удивился — но промолчал. К тому времени уже все началось. Об этом сразу закричали газеты, затем исчез Фрэнк, а потом он умер в Мексике. Как я могла знать, что он погибнет? Роджер был моим мужем. Он совершил страшную вещь, но и она была страшная женщина. И он сделал это в беспамятстве. Потом газеты так же внезапно умолкли. Наверно, к этому приложил руку отец Линды. Роджер, конечно, читал прессу, но рассуждал об этом, как любой, кто просто был знаком с этими людьми.

— И вам не было страшно? — тихо спросил Спенсер.

— Я чуть не заболела от страха, Говард. Если бы он вспомнил, то, наверно, решил бы меня убить. Он был хорошим актером — как большинство писателей — и, возможно, уже все знал и выжидал удобного случая. А может, и не знал. Была надежда, что он все-таки забыл навсегда. А Фрэнка уже не было на свете.

— Если он не спросил про одежду, которую вы потом утопили в резервуаре, значит, что-то подозревал, — заметил я. — И помните, в том тексте, что он оставил в машинке — это когда он стрелял наверху, а вы пытались отнять у него револьвер — там говорилось, что из-за него умер хороший человек.