Блондинка за окном
Шрифт:
Только вот, на ком?
Александр Григорьевич считал себя человеком интеллигентным, культурным, начитанным. К этому еще можно добавить, что он был не женат, ему недавно исполнилось сорок три года и он подумывал жениться. Только вот, на ком?
– Светочка, а вы не помните, с чего начинается роман Пушкина «Евгений Онегин»? – спросил он Светочку, когда они прогуливались вечером по городской набережной.
– Кажется, «Я вам пишу – чего же боле? Что я могу
Светочка без колебаний в это же вечер была отвергнута Григорием Александровичем.
– Людочка, а вы не помните, с чего начинается роман Пушкина «Евгений Онегин»? – спросил он Людочку, когда они прогуливались под зонтиком по городскому парку.
– Конечно, помню! – уверенно ответила Людочка. – Мой дядя самых честных правил…
Но Александр Григорьевич перебил ее:
– С этих строчек начинается первая глава романа, но не сам роман.
– Ксения, а вы не помните, с чего начинается роман Пушкина «Евгений Онегин»? – спросил он Ксению, когда они сидели в кафе.
– С посвящения: «Не мысля гордый свет забавить…». Ну и так далее, – ответила Ксения, выпуская тонкую струйку сигаретного дыма.
Но Ксению затмила Софья, прочитавшая эпиграф:
– Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того особой гордостью…
– Браво! Браво, Софья! – восхитился Александр Григорьевич.
На этом, точнее, на Софье можно было бы и остановиться, но Эльза, с которой Александр Григорьевич недавно познакомился в театре, прочитала эпиграф уже на французском – как в оригинале!
Выбор был сделан. Осталось сделать предложение – конечно, Эльзе.
– Лидочка, – от нечего делать, спросил Александр Григорьевич Лидочку, которая хлопотала на кухне, – а вы читали «Евгения Онегина»?
– Читала. В школе.
– А вы не помните, с чего начинается этот роман? С каких строчек?
– Я вам… Я вам… Александр Григорьевич, я вам варю, стираю, глажу, убираюсь – чего же боле?
Александр Григорьевич подумал и вскоре сделал Лидочке предложение.
Старая туфля
Субботним днем пенсионер Сидякин с газетой в руках, которую он только что вытащил из своего почтового ящика, вышел из подъезда и присел на скамейку. На скамейке лежала большая старая мужская туфля. Поворчав по поводу туфли – Сидякин ревностно следил за порядком в своем подъезде, – он надел очки, раскрыл газету и принялся ее просматривать. Газета попалась скучная и неинтересная. Поворчав еще раз по поводу туфли: «Ну что за люди! Свинство! Рядом урна стоит –
Утром в понедельник дворник Орехов стал выгребать из урны скопившийся за выходные дни мусор.
– Ну что за люди! – рассердился он. – Есть мусоропровод – выброси туда! Так нет, сюда притащили! Мне окурков с бумажками хватает! Еще и в газеточку завернули – культурные какие! А вот мы сейчас по газеточке-то и определим, в какой квартире вы такие культурные живете! Ага, двадцать седьмая!
Орехов закинул газету в мешок, а туфлю не поленился утащить на пятый этаж и поставить к двери квартиры №27, где проживал пенсионер Сидякин.
Негодованию и возмущению Сидякина не было предела, когда он, выйдя из своей квартиры, запнулся о знакомую уже ему туфлю.
Рассказ для лета
– Что у вас? Рассказ? На какую тему? – спросил меня редактор, вытирая платочком с лысины пот и расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.
– На летнюю.
– Если на летнюю, то пойдет. Сейчас лето.
Редактор взял листок с текстом и стал читать:
– В выцветшем небе над городом застыл раскаленный, желтый диск солнца.
Включив вентилятор, который стоял у него на столе, он продолжил:
– Окна и витрины, в которых отражалось солнце, казалось, плавились и стекали вниз, – редактор пододвинул поближе вентилятор, расстегнул еще одну пуговицу и вытер платочком шею. – В густом, как кисель, воздухе стоял запах горячего асфальта, – листок в руках редактора затрясся. – Река из липких, потных тел текла по улице, зажатая между бетонными и кирпичными стенами домов.
Редактор откинулся назад и стал хватать ртом воздух.
Быстро достав из своего портфеля еще один листок, я начал читать другой рассказ:
– Зима! Подул холодный ветер, небо затянулось тучами, и вскоре повалил снег – белый, пушистый.
Редактор задышал ровнее.
– Ветер подхватывал его и швырял в лицо и за воротник прохожим.
– Хорошо-то как! – выдохнул редактор. – Читайте дальше, голубчик, читайте!
Когда я дочитал рассказ до конца, редактор сказал:
– Отличный рассказ. Берем. А тот мы, пожалуй, на зиму передвинем.
Выйдя из редакции, я направился к киоску с мороженым.
В выцветшем небе над городом застыл раскаленный, желтый диск солнца…
Пострадавший
Около городского 17-го отделения полиции остановился уазик, и из него вышли трое: двое полицейских и один в клетчатой рубашке с короткими рукавами и шортах – он был в наручниках.
– Давай, двигай! – подтолкнул его сзади один из полицейских, и вся троица, поднявшись по крыльцу, зашла в отделение.