Блудное художество

Трускиновская Далия Мейеровна

– Крепко набубенился, ноги не держат, - сообщил он хозяину.
– Дважды на спуске падал.

– А куда подевался?

– А в Зарядье, к Каиновой зазнобе поплелся.

– Ну, эта с ним управится. Докуда довел?

– До калитки. Там уж не промахнется.

Герасим хмыкнул. Теперь главное было - крепко помолиться Богу, чтобы Архаров наутро забыл, где его ночью носило. Вряд ли ему приятно будет знать, что кто-то видел его в столь непотребном виде…

Архаров же шел целенаправленно и даже одолел доски, положенные от калитки к крыльцу. Мысль у него в голове была из тех, что

наутро, если удастся их воссоздать, приводят человека в содрогание. Хотя определенная логика в ней присутствовала - напившись в кабаках и вывалявшись в мокрой глине, Архаров забыл о Варенькиной руке и полагал завершить день соответственно - в постели у Марфы. Не то чтобы он плохо относился к сводне или желал приравнять ее к уличной грязи, а просто предполагаемые амуры с Марфой, бывшие для них обоих вечной темой фривольных шуточек, казались Архарову чем-то еще более нелепо-безумным, чем сладкая наливка после сивухи. Он желал провести себя через сей миниатюрный ад, занимающий пространство одной ночи, взбаламутить себя и покарать за дурость, покарать жестоко… хотя не слишком… хорошо Шварцу, знающему меру справедливости, Архаров же ее никогда, оказывается, не знал, и, рухнув с высоты в пропасть отчаянной обиды, никак не мог придумать себе должного наказания за доверчивость…

Кудлатая Моська, охранявшая и Марфин, и соседский двор, признала его и промолчала. Окна были закрыты на ночь, он постучал в ставень. Инвалид Тетеркин откликнулся не сразу. Сперва он грозно изматерил обер-полицмейстера, потом пригрозил позвать десятских, потом - и вовсе архаровцев.

– Да я сам архаровец, отворяй, смуряк дермошный!

Тогда только Тетеркин признал ночного гостя и засуетился.

Марфа спустилась сверху в нижней юбке, завернувшись в большую шаль, со свечой в руке.

– Ахти мне! Вот не чаяли, не ждали! Заходи, сударь. Прими у него епанчу.

Тетеркин снял с архаровских плеч тяжелую суконную епанчу и повесил в сенях на гвоздь. Марфа оглядела Архарова, отметила измазанные в глине борта кафтана и колени, принюхалась.

– Да ты, сударь, из «Негасимки», что ли, шествуешь?

– Из «Негасимки»… Дай, думаю, загляну… на огонек… Клаварош у тебя?

– Нет, сударь, сегодня у него служба, собрались куда-то в ночь с Ушаковым.

– Эт-то… эт-то прелестно…

– Дай-ка я тебя горячим напою, Николай Петрович, - предложила Марфа.
– Да и уложу. Ступай со мной на кухню, а ты вздуй самовар поскорее!

Большая печь давала столько тепла, что Архаров после странствий по ночной Москве и сидения в сырых подземных кабаках просто ожил.

– А шаль тебе к лицу, - сказал он, хотя перед ним было отнюдь не лицо, а широкая спина Марфы, добывающей заедки из шкафчика.

– Да ты уж не клинья ли под меня подбивать вздумал?
– сразу подхватила она любимую словесную игру.
– Явился заполночь, выпивши для храбрости, небось, и подарок принес?

– А что, Марфа, ты бы меня полюбила?
– пытаясь вести галантную игру, спросил Архаров.
– Без подарка?

– Так я, может, и теперь тебя люблю, почем знать? Да только беда - кабы могла до тебя дотянуться, так, может, и не любила бы.

– Экая ты замысловатая!
– и он расхохотался.
–

А я вот к тебе пришел, оскоромиться… принимай, Марфа Ивановна, прибыл…

Тут Марфа поняла, что обер-полицмейстер не шутит.

– Что с тобой, сударь?
– обеспокоенно спросила она.
– Ты садись, я стол накрою.

– Накрывай!
– позволил он. И грузно сел на лавку, широко расставив колени.

– Сударь, да ты сам не свой! С кем воевал-то?

– Выпить не найдется?

– Как не найтись!
– делая вид, будто не замечает крайней степени архаровского опьянения, объявила Марфа.
– Погоди, на стол соберу. Что ж за питье без закуски!

Марфа, при всей своей многопудовости, была легка на ногу - выметнулась за дверь почище иной молодой. Там, в сенях, она схватила за шиворот притаившуюся Наташку - неведомо какую по счету из тех, что постоянно жили у нее в услужении и вводимы были ею в бабье ремесло. Шепотом отдав девчонке несколько приказаний, вернулась и села за стол напротив Архарова.

– Христа ради, ничего не говори!
– велела.
– Сейчас будем пить. Зальешь свое горе вином, а я тебя уложу.

Тут же на столе впридачу к пастиле, пряникам, конфектам и французским бисквитам от знаменитого кондитера Апре явились водочный штоф, бутылки с домашними наливками, нарезанное сало, огурцы, капуста, разнообразные грибы в трех плошках, хлеб. Выставив все это в красивом порядке, Наташка сразу убралась, уковылял и Тетеркин.

Марфа расплескала по стопкам водку.

– Пей, господин обер-полицмейстер. Пей. Легче не станет, но… пей.

– Ты права, - опрокинув в рот стопку и закинув следом два склизких темных грибка, согласился он.

Марфа тут же налила еще. И вторая стопка была исправно опрокинута.

– Закусывай, - сказала она.

Он молча стал жевать хлеб с ломтем сала.

Марфа, так же, молча, глядела на него. Видимо, ждала объяснений. Надо было бы объяснить ей про Демку, но две последние стопки водки как-то странно повлияли на голову - Архаров помнил лишь одно…

– Черт бы вас, баб, всех побрал, - сказал наконец он.
– Суки, бляди, твари, подлые твари…

– Ты пей, пей. Видать, мало еще, сударик, выпил, - преспокойно отвечала Марфа и в третий раз наполнила стопку. Но он не стал, а через стол уставился на нее своим тяжелым неприятным взглядом.

– И ты такова ж. И ты. И ты за деньги под кого угодно ляжешь.

– А и лягу, - согласилась Марфа.
– Что ж плохого? От меня не убудет, а кавалеру - радость.

– Под кого попало, - уточнил он.

– Это уж как Бог пошлет.

– Лишь бы свою шкуру уберечь…

Марфа насторожилась.

– Это не французенка ли под тебя улеглась?
– вмиг сообразив, откуда ветер дует, спросила она.

– Французенка. Гнать их всех из Москвы поганой метлой.

Марфа хмыкнула.

– Налей, - велел Архаров.

На его протянутую к стопке руку легла женская рука.

– Дура твоя французенка, - сказала Марфа.
– Ничего в мужиках не смыслит. Ни шиша. Ладно, сударь мой, выпей за то, чтобы бабы поумнели.

Архаров опустошил третью стопку.

– Хочешь напоить меня в зюзю?
– спросил с неожиданной суровостью.