Blue Strawberry
Шрифт:
====== LXXIV. РАЗДАВЛЕННАЯ НАДЕЖДА: КОШКА ДЕРЖИТ СЛОВО ======
Шершавый каменный пол холодил щеку. Влажные ресницы прилипали к бирюзовым отметинам, утяжеляя веки и пряча воспаленные глаза за спасительной пеленой. Из уголков глаз сбегали слезные ручейки, которые превращали Пантеру в гепарда с несмываемыми следами скорби и печали. Образ, подходивший больше Улькиорре Шифферу с его бездонным отчаянием, с Секстой Эспада, олицетворявшим разрушительную ярость, не вязался вовсе.
Но он и не плакал. Просто чертовы помощники маниакального ученого что-то постоянно кололи в лапу пленному, отчего исследуемый арранкар, полностью обездвиженный, но не лишенный чувств, еще мог сподобиться на что-то. Например, как сейчас, пускать слезы из-за невыносимо резавшей глаза боли. Или прислушиваться чутким слухом к витавшим вокруг него разговорам в лаборатории. Или выловить в воздухе резкий
Но Гриммджоу перестал их бояться. Капитан-психопат с маниакальными замашками куда-то исчез и Эспаду никто не трогал. Более того, по шагам, непременно приглушавшимся, проходя мимо его клетки, арранкар заключал, что остальные работники лаборатории его сами побаивались и мало интересовались, жива ли еще «зверушка» капитана, или сдохла на полпути в царство Морфея. Его стабильно накачивали новыми дозами не то снотворного, не то наркотика, не то успокоительного. Эта дрянь непременно жгла Сексте глаза, но бесспорно успокаивала перепуганных ученых, видевших гнев Джагерджака. К их изумлению, силы ресуррексиона Короля Пантер оказалось сложно ослабить. Приходивший в себя арранкар начинал сквернословить, сыпать проклятиями, плеваться, кусаться, в общем всячески привлекать к себе внимание всего НИИ синигами. И привлек таки на свою голову: мало того, что сотрудники института усилили действие ограничительных оков на теле Джагерджака, так еще и придумали этот низкий бесчестный способ утихомиривать зверя позорными седативными препаратами...
Но он особо не жаловался. Принудительное успокоение «буйного пациента» избавляло его на время от болезненного дискомфорта в теле и в мозге, отодвигало подальше не признаваемую Секстой слабость, наконец, позволяло элементарно выспаться или поразмыслить в беззвучной обстановке над некоторыми терзающими его вопросами.
Во-первых, куда все-таки подевался крашеный капитан-садист? Да и его отмороженная доченька тоже? Во-вторых, почему вместо него начал частенько появляться в лаборатории иной человек – с двухцветными волосами и с диким оскалом на губах, от которого даже психованному Сексте приходилось как-то не по себе… В-третьих, почему вся атмосфера в институте становилась все напряженнее день ото дня? До ушей арранкара то и дело доносились обрывочные фразы: «проблемы с Разделителем миров», «сбои в перемещениях через сенкаймон», «создание дополнительных рейгаев», «подготовка к слиянию Кагерозы»…
Кем был этот самый Кагероза, Гриммджоу не ведал, но слишком часто это имя стало витать в спаренном воздухе лаборатории, где синигами переставали выглядеть как обычные синигами, вместо приборов и приспособлений появлялись какие-то огромные капсулы с антропоморфными телами в вязких жидкостях, а на мониторах компьютеров постоянно выскакивали досье с фотографиями зеленоволосой девчонки по имени Куджо Нозоми и… Куросаки Ичиго!
То, что в случившемся переполохе стала фигурировать его рыжая синигами, нисколько не удивляло Джагерджака: у Куросаки имелся просто таки запредельный талант ввязываться во всякого рода дурные авантюры. Там, где беда – там и она, и не обязательно в качестве первопричины. Чаще всего проблемы и трудности сами втягивали несмышленую и неуемную обитательницу человеческого города Каракуры, которая, к собственному счастью или невезению, обладала гремучей смесью сверхъестественных сил и “тусовалась” с такими же странными существами, что и она сама.
Гриммджоу, вконец обессилев, расслабился. По щеке вновь спустились две слезинки. Странно, он думал, что действие усмиряющего его волю препарата уже закончилось... Обычно это длилось несколько часов, за которые Секста, успев малек поразмыслить о своей паскудной жизни и не радужном будущем, забывался сном в оглушающем одиночестве. Независимость Эспады не позволяла ему признаться напрямую, но в глубине души он знал, что ему не хватало сопливой Трес и ее болтливого фрасьона, попавших сюда с ним вместе. Не то, чтобы он беспокоился о судьбе остальных пленников... Он вообще не такой. Но все же без них ему стало и вовсе невыносимо пусто, точно он вновь вернулся в свое прошлое и бродил в одиночку по бескрайним дюнам Уэко Мундо. Удивительно, но оказавшись здесь, в центральной лаборатории, помещенным в небольшую и насквозь просматриваемую клетку, на виду у всех ученых, точно какой-то музейный экспонат, Джагерджака постоянно занимал вопрос, что же случилось
Секста только собрался вспомнить о Куросаки, в помощи которой он не сомневался в будущем, как услышал раздавшееся в стенах лаборатории сигналы тревоги и следующее объявление:
– Приказ немедленно остановить временную синигами Куросаки Ичиго, движущуюся по направлению к центральному сенкаймону. Для этого выслать подкрепление охраняющим вход рейгаям и за всякую цену не позволить ни одному синигами выбраться через него обратно в Мир живых.
«Обратно? – Сознание Джагерджака встало на дыбы. – Эй, Куросаки, ты возвращаешься обратно???!!! Без… меня?» У Гриммджоу внутри все замерло и большая сильная Пантера внутри него вдруг стала уменьшаться до ничтожных размеров, пока не скрутилась на сердце маленьким котенком. Безголосым, бессильным и никому ненужным. «Куросаки… Неужели ты бросила меня…» Этим мыслям Гриммджоу не верил, но чувствовал, как оказавшаяся соль на его губах, растворяла его веру. Соль просачивалась сквозь уста дальше, на язык, сводя острые, но уже никого не устрашающие клыки болезненной оскоминой, прожигая горло горечью и безнадежностью. Сердце цепной реакцией принялось впитывать в себя этот болезнетворный соленый яд и, казалось, стало сокращать удары…
«Куросаки… ты… оставила… меня…» – Сущность Короля Пантеры на этом рассыпалась прахом.
– Смотрите… Смотрите! – Послышалось со всех сторон. – Он изменился…
Гриммджоу было уже наплевать: и на эти возгласы, и на собственную беззащитность, и на жалкую жизнь арранкара, вернувшего себе душу. Лучше бы он никогда не знал ее… Ни душу. Ни Куросаки.
– Мур-р, мур-р, мур-р… – Раздалось рядом с ним. Секста слышал слабо, будто уши да и весь мозг заложили ватой. Наверное, так и происходит помутнение рассудка. Перед глазами расплывались круги: черные, красные, превращавшиеся в клыки и беспощадно вонзавшиеся ему куда-то под сердце. «Куросаки, за что…»
– Мур-р, мур-р, мур-р, – над головой Сексты снова кто-то успокаивающе замурлыкал, точно этот кто-то чувствовал, что творилось на душе у огромной раздавленной Пантеры.
– Мур-р, мур-р, мур-р! – Настойчиво звали его, пробиваясь к его сознанию громче и становясь совершенно близко к нему.
Голубые глаза дрогнули под веками и попросились впустить в них врывавшуюся новую реальность. Она заключалась в золотистых миндалевидных глазах, глядевших на Гриммджоу прямо, решительно, даже гипнотически, будто пытались убедить его взять себя в руки и встать!
– Кто впустил в лабораторию кошку? – Засуетились лаборанты и ученые, но их возмущенное роптание не перебивало «гляделок» между придавленной безнадежностью к полу Пантерой и дерзким в своей уверенности черным котом.
В памяти Джагерджака непроизвольно вспыли совершенно глупые, чудные параллели, связанные с этими золотистыми глазами-блюдцами, но он робко, хрипло, с силой расцепляя онемевшие и соленные от слез губы, все же спросил:
– Й-йор-ру-и-чи?
Наверное, некоторые коты таки умеют улыбаться: пораженный внезапным открытием арранкар готов был поклясться на чем угодно, что он заметил хитрый оскал в ответ на свое предположение. Рот кошки дернулся сильнее и, разрастаясь по всей черной мохнатой мордашке, стал параллельно преобразовывать все животное вширь и ввысь, являя вместо него в скором времени фигуру высокой, длинноногой, совершенно обнаженной женщины.
У Джагерджака помимо его воли отпала челюсть, но чудо превращения и смущавший вид появившейся нагой женщины, в которой он с легкостью признал «кошку» шляпника, оказалось только началом. Секунда-две и вот она в невероятной скорости, выделывая потрясающие акробатические фортели, мастерски владея лишь одним рукопашным боем, расправилась со всеми присутствующими в лаборатории.
Натренировавшись вдоволь с Шихоин, Джагерджак прекрасно знал способности бывшего капитана Готея-13, но чтобы так... одними голыми... ногами разбросать всех неприятелей... Секста, как боец, был сражен наповал созерцанием такой силы. Йоруичи же, в свою очередь, не став упиваться собственной ловкостью и непобедимостью, не мешкая, направилась к ошеломленному узнику. Правда сказать, видок у него был... не очень, и принцесса решила немного приободрить своего кошачьего “собрата”. Подплыв к клетке волнующе-плавной походкой, бесстыдно виляя бедрами и волнуя мужские глаза колыхавшейся пышной грудью, она лукаво улыбнулась Гриммджоу: