Блюститель сказочного порядка
Шрифт:
– Стресс повлиял, – лесовичок расправился с очередной конфетой и благодушно кивнул: – Груня тоже не сразу видеть начала. Как мужа схоронила, так и начала.
Про ее первого мужа я знала мало чего. Пожалуй, лишь то, что повторно замуж бабушка вышла нескоро, хотя и кавалеров у нее хватало. Сама «тянула» старшую дочь тетю Катю от первого брака, обладала энергией бешеной белки и всегда все успевала. В отличие от меня.
– Я не справлюсь, – определилась я, вытряхнув то, что мучило больше всего. – Это бабушка все знала и умела, а я…
– Тю,
Уследить за его логикой мне не удалось, но энтузиазм оказался заразителен. Я глотнула чай и потянулась за первой конфетой.
– Когда приступаем?
– А чего тянуть? Завтра же с утречка и приду. Сегодня ты больно взъерошенная. За ночь, стало быть, дурные мысли поулягутся и приступишь.
Хм, как он, однако, хорошо обо мне думает. Для меня ночь – лишний повод «сжевать» самой себе мозг, нервы и спокойствие в придачу. Рассудительность таинственно улетучивается, стоит улечься в постель и в права вступает паника. Но завтра, так завтра. Не мне его учить.
***
Спала неважно. Ожидаемо, в общем-то. Быстро перестроиться, отодвинув пережитое, я не могу. Разговор припомнила в таких подробностях, которых точно не было. А выражение закостеневшего лица Фомы Лукича трактовала то так, то этак. То оно казалось мне завлекающе хитрым, то отталкивающе равнодушным. Я невольно подозревала его в обмане, недосказанности и подстрекательстве разом.
Чем больше анализировала, тем меньше понимала, почему бабушка ничего не сказала. Ладно мама. Она явно не знала. Но бабушка?! А может не успела? Сперва я была слишком маленькой, на ее взгляд, потом она стала слишком слабой, на мой взгляд. И я старалась не слушать «старческий бред», списывая его на развивающуюся деменцию. Досписывалась, короче.
К приходу лесовичка и стража чего-то там, я умылась, позавтракала, и заплела косу, по его указке.
– Идеально, – кивнул он, едва появившись из зеркала. Потом перевел взгляд на мои ноги и посерьезнел. – Динара, ты что надела? Это что за подштанники с нижней майкой? Разве же у нас так одеваются?!
– Это не подштанники. Это джинсы. А майка не нижняя, а обычная. Другой у меня нет. А сарафанов из бабушкиного сундука я не ношу. Потому как сундука нема.
– Груня что же ничего не оставила? У нее много красивых нарядом было? – Фома Лукич часто-часто моргал и оглядывался так подозрительно, точно искал схрон.
– Было там старье какое-то, – пролепетала я.
Наряды я меряла не единожды, да бабушка их и не скрывала. Не раз ее расспрашивала про самодеятельность, в которой она участвует, да та не призналась. Теперь понятно почему.
– Старье? – взревел лесовичок, – Да это ценнейший реквизит.
– Ценнейший-то ценнейший, да не подписанный, – огрызнулась я. – У меня квартира небольшая. Весь ценнейший хлам, накопленный поколениями за
– Небольшая? – Фома Лукич выразительно глянул на дверь, ведущую во второю комнату. – Да ты не видела маленьких. А ну пошли. Заодно и наряд подберем. Получше этого.
И мы пошли. Прямо в зазывно сияющее зеркало. При нашем приближении оно точно оживилось и замигало цветными огоньками. Вот не к добру, точно говорю. Раньше я ничего подобного не замечала. Только как оно догадалось, что в этот раз и я пойду?
– Чего это оно так радуется? – от подозрительного вопроса стоило удержаться, но это выше меня.
– Нового блюстителя сказок приветствует. Признало, стало быть. И за ночь настроилось на тебя.
– А почему я этого не чувствую?
– Не опытная, потому что. Сила еще спит. Но раз зеркало признало, процесс запущен.
Фома Лукич остановился и прижал ладони к зеркалу. Надо же, а вчера сразу шастал внутрь, без этих фокусов.
– Чего стоишь? Прикладывай рядом. Знакомиться будем.
Ладони я подставила с опаской. Не знаю, чего ожидала, но реальность разочаровала. Ни удара током, ни мрачного затягивания внутрь. Обычная зеркальная поверхность, разве что слишком теплая.
А вокруг ладоней старательно ползла тоненькая змейка с короной на голове. От ее хвоста тянулась нить, цвет которой непрерывно менялся. Стоило змейке замкнуть круг, как нитка вспыхнула, и я отдернула руки. Ни горячо, но жутковато.
На месте ладоней красовалась замочная скважина, размером с указательный палец. В такую при желании и подглядеть не стыдно и нагибаться слишком уж сильно не придется. Только ключика-то у меня нет.
– Ключ я точно не выкидывала, – поспешила сдаться я. – Я его даже не находила.
– Ключ у меня на хранении, – невозмутимо отозвался Фома Лукич. – В последние годы Груня подозрительной стала. Себе не доверяла. Вот и отдала, значится.
– А проходила как?
Подозрительность, граничащая с паранойей, и заставила меня подозревать деменцию у бабушки. В последний год, она то и дело заставляла переставлять вещи, все время что-то прятала, из-за любого шороха бросалась к двери, зеркалам и окнам. Иногда это беготня занимала полдня, тогда как я нечего подозрительного не замечала.
– Она ладони прикладывала, активируя зеркало. А потом стучала. Прямых ходов не так уж и много и все они известны. Один из-них ведет ко мне. Я и открывал.
– Ты без ключа приходил вчера. Я точно это видела.
Надо же, я поймала лесовичка «на горячем». Он отвел взгляд в сторону и принялся изучать стену с таким интересом, точно и та скрывала ход. Хотя, кто знает?
– Я проход не закрывал, – признался он и строго добавил, подняв палец-сучок. – Но делать так строго запрещено. Прямое открытие прохода и долгое удержание его в таком положении способствует насильственному проникновению чужеродных миру сущностей, – как по учебнику процитировал он.