Бочка лжи (сборник)
Шрифт:
– Вера! Это я!
Алексей, в принципе, обратил внимание на то, что голос был достаточно молодой и интеллигентный, но при этом какой-то тусклый, и все же особенно размышлять не хотелось – он буркнул, что никакой Веры он ни в кровати, ни под кроватью не прячет, короче, шли бы вы спать, товарисч! Однако стук повторился. И голос тоже:
– Это же я! Я вернулся! Пусти же!
У говорящего появились интонации мольбы. Алексею на свою беду стало жалко бедолагу, который перепутал то ли дом, то ли подъезд, то ли бабу, то ли то, не знаем, чаво исчо – и он открыл… Мама дорогая! Лучше бы он никогда этого не делал! Лучше бы он… Мало ли че…
Короче, дальше дело было так.
На
– Ну, я вас который раз спрашиваю: и че теперь?! – Алексей сердито смотрел на Юрия и Леонида, и те не сразу поняли, что рассказ давно закончен, а они все сжимают пустые бутылки.
Пауза затянулась.
Мужики посмотрели на часы: до полуночи оставалось еще часа два. Гавря кое-как успокоился и тихо сидел под столом. Они покурили, дрябнули еще по пивку, потравили анекдотов, обсудили футбол, Леонид и Юрий вяло потянули о том, что хорошо бы найти тройку веселых соседок, благо огромная жилплощадь позволяет… Неожиданно Гавря под столом заворочался и заскулил. Мужики посмотрели на часы уже мрачно, с нехорошим предчувствием: при минимальном расхождении в ту и другую сторону в несколько минут все часы болтались около полуночи.
Дождались!..
Гавря вылез из-под стола, сел на задние лапы и буквально взвыл жалобно, протяжно и тоскливо, и тут же раздался уверенный, но такой же протяжный и тоскливый стук в дверь. Мужики посмотрели друг на друга и поняли, что всем, включая Гаврю, страшно. Но делать было нечего. Они поднялись, включая Гаврю, смотревшего на хозяина преданно, но невероятно тоскливо, абсолютно безо всякого желания прошли в здоровенную сталинскую прихожую, которой совсем недавно восхищались, увидев ее впервые, и подошли к двери. У Алексея тряслись руки. За дверью раздалось тихое, но настойчивое:
– Вера! Это я!
Голос действительно был достаточно молодой и интеллигентный, но при этом какой-то тусклый. Мужики застыли. Стук повторился. Голос произнес с интонациями мольбы:
– Вера! Это же я! Я вернулся! Пусти же!
Юрий на минуточку прикрыл глаза, открыл их, резко повернул ключ в двери и распахнул ее.
В принципе, ничего нового они не узнали. Они просто пережили рассказ Алексея. Лично. На площадке горела лампочка, свет от которой действительно поглощала какая-то кромешная тьма, так что пролеты лестницы, стены площадки и двери соседских квартир только еле виднелись. Мужики почувствовали невообразимый холод, который пронизывал до костей и двигался как живой. Мужики остолбенели и буквально потеряли способность двигаться. Они действительно скорее слышали, что
Мужики не понимали и не могли впоследствии вспомнить, как они вернулись в квартиру, в которой царила такая же непроглядная тьма, как и на площадке, и снова оказались на кухне, рухнули на первые попавшиеся табуреты и снова застыли в оцепенении.
Правда, на этот раз они начали оживать раньше рассвета. Возможно, сказалось то, что на этот раз с полтергейстом столкнулся не один хозяин нехорошей квартиры, а трое мужиков – соответственно увеличились энергообмен и энергоподдержка воздействуемых, и сократилась концентрация воздействующего.
Первым из оцепенения начал выходить Юрий. Возможно, у него, как у следователя по особо важным делам, просто выработалась определенная если не привычка, то подготовка к вылезающим из-за угла и хватающим за шиворот гадостям. Он первым попробовал повернуть голову. Голова повернулась. Он попробовал двинуть рукой. Двинул. Он попробовал что-то сказать. Раздался хрип. Юрий мутными глазами посмотрел на сидящих рядом Леонида и Алексея, с трудом поднялся, подошел к шкафу, открыл его, скорее интуитивно почувствовал, чем увидел, бутылку коньяка и так же достал ее, открыл, отглотнул и с невероятными усилиями поднес горлышко ко рту Леонида. Тот в свою очередь отглотнул, неожиданно резко подскочил и рванул в ванную, откуда раздались характерные выразительные звуки, смешивающиеся со звоном потекшей струи воды. Алексей изумленно посмотрел вслед Леониду, дрожащими руками взял у Юрия коньяк и в свою очередь отхлебнул из горла. Под столом заворочался и заскулил Гавря. Юрий налил несколько капель коньяка под стол. Гавря совершенно не свойственно громадному ризеншнауцеру пискнул, слизал коньяк и, кажется, успокоился. Юрий молча поставил чайник. Говорить не хотелось, да и было непонятно – о чем.
Из ванны вышел голый, обернутый в полотенце Леонид: дрожащий и держащий в руках мокрую рубашку, он прошел на балкон и повесил рубашку сохнуть на ветерке.
Чайник закипел. Леонид выпил крепкого чая. Алексей сварил себе и Юрию крепкого кофе. Алексей и Юрий, в свою очередь, приняли душ, и все трое завалились хотя бы на пару часов…
II
Часа через три из подъезда выползли три вроде бы приличные мужские фигуры, старавшиеся не смотреть друг на друга. Со стороны они могли вызывать даже зависть своей мужской неприкаянностью. Одна из фигур вела на поводке здоровенную собаку в наморднике.
– А Гаврю куда? – спросила фигура, ковылявшая сзади.
– В управление… Он там всех знает… его там все знают… Все путем!.. Ну выведу в обед к соседним липкам…
Возле подъезда какой-то мужик возился около восьмерки. Увидев выходящих, он махнул рукой Алексею.
Юрий как-то странно насторожился.
– Валера… Сосед по площадке, – пояснил Алексей. – Мировой мужик! Что ты так… ко всем уже!
– Начнешь… ко всем… всех! – зло огрызнулся Юрий. – После такой ночки! Слушай, а может, ты сам все и подстроил для чего-то? Колись!
Алексей позеленел.
– Ладно! Извини! Загробный юмор! А ну-ка, спроси его, не заметил ли он чего?
Алексей повернул к Валере:
– Слушай! Ты вчера ночью на площадке ничего не слышал? То ли забрался кто-то… – Алексей, недолго помучившись, еле выдавил из себя улыбку, – то ли того… трахались…
– Не-а, – добродушно ухмыльнулся в ответ Валера, – я телек смотрел… Футбол повторяли: «Локомотив»-«Реал»! Мировая вещь! Пива не надо!
– А… Слушай, а у тебя напряжение не прыгало?