Бочка лжи (сборник)
Шрифт:
– Первое. Квартиру сейчас окропим. Второе. Над дверью повесим икону Спасителя. Третье. Перед порогом насыплем соли. Четвертое. Будем ждать!
– Батюшка! А соль-то зачем? – изумился Юрий.
– Соль – она соль земли! – наставительно ответствовал Батюшка. – Ее предки наши почитали как великую силу… против всякой нечестии!
– Ну я понимаю… икона… осветить квартиру… но соль?… Это же какое-то язычество! – не унимался Юрий.
– А ты… отрок, не вмешивайся! Мы и сами с усами… и с бородой!.. Сами разберемся! – укоризненно повернулся к нему Батюшка Петр Кириллович. – Ты лучше ответствуй, ты вообще в церкву святую часто ли ходишь? Давно ли на исповеди был? А ты, хозяин? – он повернулся уже к Алексею.
Те
Дальше споро, пока не наступила злокозненная полночь, выполняли распоряжения Батюшки Петра Кирилловича. Сам он достал из дипломата все, что было нужно, кроме соли, за которой Алексей снова слетал по ближайшим мини-маркетам. Батюшка Петр Кирилловича между тем окропил нехорошую квартиру святой водой, обнес ладанкой и распоряжался насчет размещения маленькой иконки над дверью, поминутно творя почти шепотом молитвы.
Вернулся Алексей, перед дверью насыпали соли. Во время кутерьмы Алексей неловко попытался подсунуть Батюшке Петру Кирилловичу наскребанные деньги, но тот цыкнул на него, бросив, что вот когда незваный гость проявится, тогда, дескать, и поговорим насчет расчета. Время приближалось, но кое-что еще оставалось. Сели на кухне, пропустили еще по стопочке церковного вина, капнули для храбрости Гавре под стол.
Юрий выразительно смотрел на Батюшку Петра Кирилловича:
– Батюшка! И все-таки я не разумею…
– Не дано – вот и не разумеешь! – перебил Батюшка сорокалетнего отрока. – Мир должен жить в мире и согласии! А ты как думал? Что ж ты думаешь! Христос на землю пришел! Как учитель! А на этой земле уже люди жили – творения Его же Отца! Посему все люди – братья!.. Ну и сестры! Все произошли от Адама и Евы… и Матерь Его!.. И вкусили первородный грех! Все грешны!.. И всех ждет раскаяние! И Страшный Суд! И Он на нем будет Грозный Судия! От имени Отца Своего! И не нам судить, но токмо Ему!.. Нас!.. За дела наши! Так и с традициями! Наши предки почитали соль за особый Дар Божий! Она после Святых Икон первой на столе почиталась! А мы сейчас!.. А она была первый оберег ото всякой нечисти! А мы на земле живем – не в Раю! И надо еще разобраться, что за ночной гость у тебя, – он повернулся к Алексею, – объявился! Может, то кикимора какая… али домовой… кто-то из русалок! Наши предки с ними в мире жили! Требу давали – как в церкву! А мы чуть что – всех метлой! Вот они и шалят! А миряне чуть что – поп! Спаси! А в церкву не ходят! Вот ты, коллега! – и он повернулся теперь уже к курящему в окно Леониду. – Что смрад напускаешь!
Леонид усмехнулся:
– Да, Батюшка Петр Кириллович! Если что-то и изменилось, то уж во всяком случае не вы! Вы еще преподаете?
Батюшка Петр Кириллович криво усмехнулся в свою очередь:
– Искуситель! Искуситель был – искуситель и остался! А сам?
Леонид грустно покачал головой:
– Служу… Ушло мое время! Студенты не те… да и деньги не те. Странная система… ничто не связано: чему учат в школе-чему учат в институте-что делают потом. Профессионализм падает… протекционизм процветает!
Батюшка Петр Кириллович с сочувствием посмотрел на Леонида и грустно потянул:
– Да… веры нет… и смирения… всюду одни деньги!
Леонид закусил губу:
– Но ведь и в церкви нет смирения, Батюшка Петр Кириллович! Одни ваши бабки из двадцатки чего стоят! Священников снимают!
Батюшка Петр Кириллович насупился:
– Ты в наши дела не лезь!..
Но Леонида было уже не остановить:
– Я вспоминаю наши с вами споры в университете… о том, сколько Богов на небе, или же он един и различается только разными именами и почитаниями… Я вспоминаю наши с вами рассуждения о специфике православия и католичества и их расхождение в понимании
Простите!.. Не всякий священник придет преподавать в светский университет, не всякий священник вступит в такие разговоры, наконец, приедет среди ночи освещать нехорошую квартиру… Я за все это вам чрезвычайно благодарен! Но в чем-то мы остаемся на прежних позициях… просто я, вероятно, четче осознал свою… Вероятно, это нужно сформулировать так: я верю в Бога! Но все-таки остается слишком много вопросов!.. Души не хватает!
Батюшка Петр Кириллович страшно разозлился, хлопнул кулаком по столу так, что было слышно, как Гавря под столом поджал хвост, а недопитая бутылка на столе жалобно звякнула, и, казалось, уже был готов придать Леонида анафеме, однако ему не дал выполнить этого благого намерения Юрий, предостерегающе поднявший руку и указавший на Гаврю.
Гавря вылез из-под стола: он был взлохмачен и взволнован, но не испуган, сел на задние лапы и несколько раз повернул голову, к чему-то прислушиваясь. Жалобного протяжного и тоскливо воя на этот раз не наблюдалось или, точнее, слыхом не слыхивалось. Это уже показалось добрым предзнаменованием.
Наконец раздался ожидавшийся уверенный протяжный и тоскливый стук в дверь. Мужики посмотрели друг на друга, поднялись, включая Гаврю, смотревшего на хозяина преданно, напряженно, но, в общем, не так тоскливо, как вчера, уже более уверенно прошли в прихожую и подошли к двери. За дверью снова раздалось тихое, но настойчивое:
– Вера! Это я!
И тут произошло невероятное! Голос буквально взвыл:
– Вера! Что это! Пустите же! Пустите!
Алексей резко повернул ключ в двери и распахнул ее.
Даже по сравнению с минувшей ночью на площадке творилось что-то невообразимое! Свет от горевшей лампочки снова поглощала какая-то кромешная тьма, но часть площадки перед дверью была буквально залита падающим сверху светом! Мужики вновь почувствовали невообразимый холод, который пронизывал до костей. На этот раз он, как ураган, метался по площадке, по-видимому, не имея возможности, власти и силы проникнуть в нехорошую квартиру, которая таким образом уже утрачивала свою «нехорошесть»!
Алексей почему-то сделал шаг вперед. Гавря рыкнул ему вслед, словно хотел предупредить о чем-то, но не смог и не успел: Алексей с воем отскочил назад, чуть не свалив ничего не понимающих Юрия и Леонида и даже буквально протискивающегося через них Батюшку Петра Кирилловича, о котором в силу абсолютно неожиданного развития событий все, кажется, даже позабыли!
Леонид наклонился и стал смотреть, куда же наступил Алексей. Он поднес руку к порогу и буквально отдернул ее! От соли, на которую падал сверху свет, поднимался еле заметный пар! Леонид засунул горящий палец в рот! Как же пришлось бедолаге Алексею! Леонид повернул голову – на него из глубины прихожей укоризненно смотрел Гавря! А вперед уже торжественно выступал Батюшка Петр Кириллович в парадном белом священническом облачении, с огромным серебряным крестом, как на подушке плавно покачивающемся на дородной груди. Не обращая внимания на присевшего над порогом Леонида, Батюшка Петр Кириллович перекрыл площадку огромным – насколько хватило размаха рук – крестным благословением и громогласно объявил: