Боевой 19-й
Шрифт:
— И за это взыщется, — вздохнул Мокей.
Модест бросал новость за новостью, стараясь заинтриговать старика, расположить к себе, но Мокей оставался равнодушным. Наконец Модест глянул на дверь и, нюхнув табаку, просипел Мокею на ухо:
— Слыхал, наши Воронеж-город взяли?
— Мели муку — мука будет, — недоверчиво принял Мокей новость, но завозился и заметно оживился.
— Право-слово. Верный человек сказывал. И будто войне не
— Ох, господи! — не выдержал Мокей. — Узри дела нечестивцев и даруй победу воинству христолюбивому.
— Мокей Степаныч, так ты опосля отца Ивана смелешь мою пшеничку? Я три чувала привез.
Мокей страдальчески глянул на Модеста и зашептал:
— Не моги. JHe моги, Модест.
— Отчего? — изумился Модест.
— Нешто не знаешь, не хозяин я. По грамоткам из этого сельсовета мелю, будь он, анафема, трижды... помилуй, господи.
— Да ты им потом смелешь. Бабы — они погодят, а? .. Я сейчас втащу.
— Гляди сам, Модест. Кабы не они, для тебя я всей душой.
— Я враз.
Модест резво сбежал с лестницы, взвалил на широкую спину чувал и только шагнул к мельнице, как с воза соскочила Арина и, бросившись к Модесту, вцепилась в чувал. Модест не удержал и сбросил его на землю.
— Ты чего дуришь?! — заорал Модест, тяжело дыша.
— А ты чего кидаешься без очереди, не спросясь? Ты кто такой есть! Покажь бумажку! — наступала на него Арина.
Модест полез на Арину с кулаками. Арина отступала, а в это время Наталья подбежала к Модестовой лошади и быстро погнала ее в сторону от мельницы. Треухов оставил Арину и бросился к Наталье. Та столкнула с воза мешок с зерном и погнала лошадь дальше.
— Ты что делаешь!—закричал взбешенный Модест.
Тем временем Арина оттаскивала в сторону сброшенный Модестом чувал. Треухов бегал от Арины к Наталье, совершенно растерявшись.
— Бабы! — взревел он не своим голосом.
— Вот погоди, погоди, мы тебе сейчас мешки вспорем да зерно по земле распылим. Понял, оглоед чертов?
Арина и Наталья вернулись к возку и вновь уселись на него, посмеиваясь над Модестом.
— Сатаны! Ах, пропасти на вас нету! — ругался он с сопеньем и вздохами, взваливая мешки на воз.
— Я говорил, нешто это люди, это аггелы, — процедил выглянувший Мокей.
Модест сел на воз, щелкнул кнутом и уехал восвояси.
— Давайте, — смиренно сказал Мокей, поглядывая ему вслед.
Втащив мешки на лестницу, Арина стала следить за помолом, а Наталья возвратилась
Шумел ветер. Скрипела мельница. Наталья усмехнулась, вспомнив схватку с Модестом. И вдруг вихрь мыслей пронесся в ее голове: девичество и Устин, Митяй и свекор, Егор Рощин и Арина, и та страшная, никогда не забываемая история. Давно ли ей было семнадцать лет? Тогда только началась война с немцами, а вот уж сколько прошло времени, словно целый век прожит. И кто сейчас она? Ни невеста, ни жена.
Наталья закутала голову шерстяным платком и, прищурив глаза, задумчиво смотрела в степь. Где-то около неслышно ходили Устин и Митяй. Они загораживали один другого. Митяй куда-то проваливался, и она не искала его. Перед нею неотступно стоял Устин. Он ничего не знает о ней, как и она ничего не знает о нем. Где он теперь?
— Слушай, молодая! Слышь, ты!
Очнувшись, она обернулась. На дороге близ мельниЦы стоял солдат с котомкой за плечами, с палкой и махал ей забинтованной рукой.
— В село скоро поедешь?
— Как скоро, так сейчас! — крикнула Наталья.
Солдат постоял, потом снял с плеч котомку и направился к ней.
— Ноги потер до крови, утомился я, не могу дальше идти.
— А ты чей?
— Я-то? .. Погоди, погоди, — он остановился, присмотрелся. — Наталья Пашкова! Да никак это ты?
— Семен Быков! — вскрикнула Наталья и соскочила с воза. — Откуда ты?
— Издалеча.
— Надолго? — она взбила на возу сено и, тормоша Семена, просила: — Да ты садись вот сюда. Давай котомку. Вот Нюрка-то обрадуется. Тебя часто во сне видела. Спрашивала, к чему бы это? Не то, говорит, убили, не то скоро домой придет?
— Ну, слава богу, значит, жива она. А детишки мои как?
ri- Детишки живы, здоровы. Ну, а ты совсем ко двору, аль на побывку?
Семен показал свою культю и, словно сам удивляясь, водил по ней здоровой рукой и горестно улыбался.
— О, господи! — простонала Наталья и, отвернувшись, закрыла лицо.
— Отвоевался я. По чистой, — печально проговорил Семен. — А у вас какие перемены? — Семен сел. — Что в селе делается? Как Груздев поживает?
Наталья не сдержалась и заплакала.
— Груздева белые расстреляли.
— Петра Васильевича?!
— Рощина Ерку в куски изрубили.
— Про того я знаю. Это еще в мою бытность. А вот Петра Васильевича..'. Да-а. Гляди-ка, какое дело. Вечная память ему.