Боевой 19-й

Булавин Михаил Яковлевич

Арина развязала узелок платка и освободила шею, но язык безмолствовал. Она вздохнула и, опустив голову, сказала:

— Товарищи.

Это слово было произнесено так тихо и таким тоном, что она не услышала своего голса. Арина повторила громче: «Товарищи»* но тут же забыла все, что хотела сказать. Он,а обернулась к столу, словно ища помощи, и увидела Семена. Он смотрел на нее, как бы говоря: «Ну чего же ты, Арина, оробела?»

— Семен Быков, — сказала она вдруг и показала на него, — это наш товарищ. Все мы знаем его с мальства.

Вместе с ним всю жизнь в земле роемся, а хлеба досыта так и не ели. А с коих лет он пошел батрачить. И недоедал и недопивал. А сколько на войне был. Намедни Семен Быков с фронта пришел без руки, какую ему отстрелили враги. Человек он военный, всю горькую жизнь испытал. Кому же нам довериться, как не ему. Вот его, Семена Быкова, я прошу избрать нашим сельским председателем.

По классу пробежали голоса одобрения:

— Его. Ясное дело.

— Лучше не найдешь.

Арина поклонилась и села, ее место заступила Наталья. Все затихло.

От волнения голос у Натальи прерывался. Она обращалась то к одной стороне собрания, то к другой, будто разговаривала с каждым в отдельности.

— У нас на селе есть вдовы, сирые ребятишки. У них нет пропитания. Вот, скажем, Еркины ребятишки или ребятишки вдовой Арины. Нонче весть пришла, что Любахин муж, Клим, убитый. От Зиновея Блинова по сию пору весточки нету, не то жив, не то нет. У них нет работников, а земля непаханная захрясла, бурьяном заросла. Совестно нам глядеть на такое дело. Мы всем селом должны оказать им помощь, вспахать, заскородить и посеять. Их мужики за нас головы окладают. Кто про это может лучше понять? Знамо, Семен, как сам он с фронта, руки ли* шейный, и у него ребятишки есть.

— Правильно говоришь, Наташа! Правильно! раздались голоса женщин.

Затем она стала говорить о Семене и так ладно и верно, что Семен поразился, откуда она знает так много о нем и о его жизни. Ему показалось неудобным сидеть, когда так часто упоминают его имя. Он встал.

Семена тронуло выступление Натальи, и он не решался сесть, пока довольные Натальиными словами люди хлопали в ладоши. Заметив, что Семен Быков продолжает стоять, и приняв это за желание выступить, Чекунов тихо сказал ему:

— Ну говори же, говори, Семен. Тебя хотят послушать односельчане.

— Граждане товарищи, — взмахнул он культей,— я крестьянский сын и солдат. Враги мне начисто отшибли руку за то, что я защищал советскую власть. Но у меня осталась другая рука, — и он поднял крепко сжатый кулак. — Но она у меня не последняя. Сколько вас тут сидит, это и мои руки, надежные, сильные. И моя остатняя рука завсегда ваша. Сколько есть моих сил, я отдам их селу и на пользу советской власти. Не прогневайтесь на мой крутой нрав, ежели кто вредным делом займется. И не будет тому пощады, кто по злобе своей встанет поперек дороги народу. Смахнем! Но и вашей помощи прошу я, и совет с вами держать буду. Мне теперь же нужен письменный человек в сельский совет. Вы сами слыхали сейчас Наталью Пашкову. Нужное дело она сказала нам...

— Наталью Пашкову!

—

Наталью! — закричали женщины.

— Она, — продолжал Семен, — женщина молодая, грамотная, потолковать с народом может.

— Наталью!

— Становите на голосование Пашкову!

За Семена и за Наталью голосовали дружно, как один.

Поздно вечером, расправив плечи, твердым шагом шел Семен рядом с женой. Она жалась к нему.

— Холодно? — спросил он и, расстегнув полушубок, накрыл ее худенькие плечи.

— Боязно мне.

— Чего?

— Время суматошное. Вот Груздева Петра убили.

— А почему голосовала за меня?

— Я как народ.

•— Ия как народ.

А на другой день вечером на заседании сельского актива Семен, внимательно выслушав активистов, сказал:

— Нам оказано большое доверие и дадены полномочия. Власть объявлена на местах. Своей волей мы приказываем и постановляем Мокея с мельницы убрать. Делать ему там нечего. А мирошником поставить Спиридона Хомутова.

— Правильно, — ответили активисты. — Он работал у Мокея и дело знает.

— Объявить Мокею,— продолжал Семен, — что за порчу мельницы, если такая случится, поставим к плетню и в расход пустим.

— Правильно!

— На хлебную разверстку переписать всех от крайней и до крайней хаты и разложить, сколько кому. Тут нам не миновать еще раза два собраться, а прежде поглядеть, кто чего сеял и сколько.

— Согласны, — подтвердили активисты.

— Покуда хлеб по разверстке не будет сдаден, ни одного фунта из села не выпускать. Хлеб у мешочников отымать и допытываться, у кого обменен и на что. Про то объявить всему селу. Согласны?

Активисты закряхтели.

— Тут уж ты, Семен, дюже круто повернул,— ероша непослушные волосы, заметил Спиридон.

— Что круто, то круто, — согласились со Спиридоном активисты.

— Ив самом деле. Откуда же нам серников брать? Бабы наши и то, как утро, так за жаром бегают друг к дружке.

—- Опять же керосину, мази колесной надо, мыла

305

20 м. Булавин

обсираться, ребятишкам ситчику на рубашонки. Ничего же этого нету.

– Это правда, Семен Панкратьевич, — подтвердил молчавшая до этого Наталья, отрываясь от ли-стабумаги, на котором она все записывала.

"емен задумался. Все это правда. Не было в селе промышленных товаров, их обменивали у городских жителей на масло, муку, яйца. Как отнимать у горо-жа! хлеб, как обидеть людей, которые сами не меньше стрдают от тягот войны?

– Как же тут быть? Дело-то серьезное, — проговорил Семен.

– Серьезное, — согласились активисты.