Боевой оркестр (CИ)
Шрифт:
Началось все с очевидного:
– Сергей Васильевич, как же так? По уставу ведь звено - тройка самолетов, а не пара.
– Владимир Николаевич, так ведь против троек геометрия играет. Глянь-ка, - тут в руках коринженера совершенно ниоткуда появились три игрушечных самолетика, - вот ведущий закладывает вираж. Заметь, на полном газу, и скорость он терять не желает. Вот этот ведомый - он ведь позицию не удержит, и в такой ситуации как есть лакомое кушанье для противника. И еще добавь дополнительный фактор. Этот ведомый цепляется взглядом за ведущего,
Рославлев не сказал, что именно так теряли людей авиаподразделения РККА в сорок первом.
– Так пусть ведущий озаботится...
– Делать ему больше нечего. И без того забот полон рот.
– А откуда ты знаешь, что рация будет действовать безотказно? Мы много раз пробовали: наказание с ними, а не связь.
– Вот это уже моя забота. Рации новые. Да и сам опробуешь - убедишься.
Не проходило и дня, как сыпались новые вопросы:
– И сколько часов на опознавание своих и чужих?
– В сумме - не меньше пяти.
– Да куда ж столько зубрить?
– Эх, Владимир Николаевич, знал бы ты, насколько велика вероятность сбить своего. Ты не забывай вот что: молодые у тебя ребята, горячие, в бою с непривычки сначала стрелять будут, а уж потом посмотрят - в кого. Опыт ведь у них - сам знаешь, какой.
Мысленно коринженер не мог не признать пользу от таких бесед с комиссаром. Тот внешне незаметно, но целенаправленно крутился среди летчиков и отвечал на вопросы, с которыми могли бы обратиться к инструктору. Очень скоро выявился непредвиденный результат. Курсанты начали вырезать из дерева самолетики и проводить на них 'тактические игры'.
Также Рославлев твердо решил, что комиссар полка не только выбивается из стереотипа тупого политначальника (а про таких он читал многократно), но, безусловно, заслуживает уважения и как летчик, и как человек с незаурядными задатками психолога. В результате коринженер относился к Калачеву с подчеркнутым уважением.
За штурвал курсантов пустили после некоторой накачки, которая почти всеми озжидалась.
– Имейте в виду, товарищи курсанты, тренажеры дают иллюзию полета, но реальное ощущение все же несколько другое. Начну хотя бы с перегрузок. Уж они дают ощущения из незабываемых. Вибрации тоже будут заметными. Высота, опять же; сами знаете, насколько воздух разрежен на высоте даже четыре тысячи. Для высотных полетов вам дадут кислородные приборы, а в тренажере эта имитация не предусмотрена. Также обращайте особое внимание на...
К некоторому удивлению курсантов, реальных полетов было поначалу не так много: по три часа в день, не более. На тренажере теперь отрабатывали то, что коринженер называл 'огневой подготовкой'. Поначалу и ее инструктор проводил лично. Разумеется, без подстав не обошлось:
– Курсант Бакаев полет закончил! Разрешите получить замечания!
Полет оказался не из простых: противник
– По точности вашей стрельбы, курсант Бакаев, замечаний не имею...
Произнося это, инструктор уловил изменившееся выражение лиц Рычагова и Глазыкина. Они первым раскололи иезуитскую хитрость коринженера.
– ...давайте посмотрим в замедленном повторе.
На просмотр учебного боя не потребовалось и двух минут. Этого времени хватило, чтобы поняли все: условно сбитым оказался бомбардировщик СБ.
Из груди бедняги Бакаева вырвался вопль души:
– Товарищ инструктор, нельзя же так! Нас учили сбивать!
У инструктора была причина устроить подобное испытание. Рославлев накрепко запомнил печальный опыт великого летчика Александра Покрышкина. В другом времени у того первым сбитым как раз числился свой бомбардировщик. В результате будущий прославленный ас несколько дней с упорством обкуренного дятла зубрил силуэты своих и чужих.
Неожиданно для всех голос коварного инструктора утратил злую интонацию.
– Мы не должны терять наших товарищей-летчиков от огня своих же. Не должны. Думаю, вы и сами это понимаете. Поэтому только так и можно вас учить.
Уже по окончании занятий комполка не преминул влепить незадачливому лейтенанту уже от себя:
– Учить! Силуэты! Назубок! В личное время!
Эти слова были единственными цензурными в длинной и проникновенной речи Рычагова.
Тем же вечером между двумя старшими командирами состоялся разговор.
– Что дальше делать задумал, Сергей Василич?
Ответ явно готовился заранее:
– Будем проводить на тренажерах уже тактические занятия. Сначала восемь на ноль, как я и говорил. Но есть другое дело; оно прямо к полку не относится, но нужное. Ведь ты знаешь Серова лично, так?
– А то ж!
– Пилотажник отменный, чего уж говорить. Умница, может и видеть, и выводы делать, и боевой опыт имеет, так?
– Так, - отвечал Рычагов, весь опыт общения которого с товарищем инструктором прямо кричал, что Старый подготовил изощренную подставу. Неясно только было, кому и какую именно.
А собеседник продолжал:
– Тут ходят разговоры, что его назначат... если кратко сказать, это главный инспектор ВВС. Надо бы его сюда затащить. Показать оборудование. Дать попробовать.
– А ведь правильно говоришь, - загорелся мыслью комбриг.
– Ты еще не все наши возможности знаешь. Тренажер можно запустить как спарку. Аналог УТИ-4. И на слепой полет тоже.
– Спарка-то зачем?
– А вот зачем. За штурвалом истребителя-одиночки Серов чувствует себя королем. А спарка ведет себя по-другому. Ему ж предстоит как инспектору... понял?
– Чего тут не понять, позиция ясная. То есть ему кого-то из моих...
– А вот и нет. Хотел я Полину Осипенко туда, Толе в напарницы.