Боевой оркестр (CИ)
Шрифт:
Нарком, разумеется, весело рассмеялся.
– И еще, Лаврентий Павлович. По окончании боев на Халхин-Голе понадобится территория по созданию той самой бригады. Условия вы и сами представляете. С моей стороны самым важным полагаю снижение возможности деятельности любых разведок; да и своих посторонних граждан тоже без надобности туда пускать не следует. Но такую территорию надо готовить заранее.
– Вы хотите, чтобы товарищ Серов этим занялся?
– И он тоже, но боюсь, что без помощи военных не
– А почему вас готовая воинская часть не устраивает?
– Устроила бы, только без людей. Хочу сказать: вся инфраструктура, но без тех, кто бы мог обратить внимание на нашу технику, уж не говорю о наших учениях. И еще - но это по согласованию с товарищем Сталиным - хотелось бы, чтобы это была бригада ОСНАЗ.
Лицо наркома изобразило работу мысли.
– Это надо обсуждать.
– Вот я и хотел, чтобы обсудили.
– Думаю, этот вопрос будет решен еще до вашего возвращения.
И Берия встал, показывая, что аудиенция закончена.
Учеба техников не шла ни в какое сравнение по интенсивности с занятиями на тренажере. Но в подходе явно просматривалось сходство. Так, по крайней мере, утверждали те, которые видели то и другое, а потому могли сравнить.
Зануда-коринженер стоял с секундомером и фиксировал длительность каждой операции: сколько идет на заправку, сколько - на замену масла... и так далее вплоть до полной разборки двигателя.
Звучали команды вроде:
– Замена левого элерона вместе с тягами. Старт!
А по выполнении придира с ромбами лично проверял затяжки гаек, зазоры клапанов и прочие места, где была бы возможна халтура. Каждый замеченный дефект приводил к стандартному наказанию: результат не засчитывался, а упражнение полагалось выполнить заново.
Решительно все техники отметили, что при всей гнусной въедливости у товарища коринженера были и положительные стороны: на время выполнения задания он выдавал великолепного качества инструменты, а также очень полезные приспособления вроде перчаток с резиновыми напалечниками и налобных ярчайших фонариков. Правда, по окончании учебы все отбиралось.
– Как прилетим на место - эти штуки получите в полное свое распоряжение, - так Александров объяснил свои действия.
Комкора Смушкевича со своим (уже!) хозяйством знакомил лично Рычагов. Правда, по дипломатическим соображениям комбриг решил не следовать примеру коринженера, и летное задание Смушкевич получил едва ли не простое: 'коробочка' над аэродромом, десять фигур высшего пилотажа и посадка. Не стоит удивляться, что опытнейший летчик выполнил задание безукоризненно. Правда, сам Павел Васильевич про себя подумал, что уж Александров наверняка нашел бы повод для придирки, но эту мысль оставил без выхода наружу.
Разумеется, комкор
– Интересное построение, - бормотал Смушкевич, глядя на экраны, - и ведь разумно, когда противник... а вот и они... хорошо стреляют, мерзавцы...
Не стоит удивляться, что почти сразу же прославленный герой испанского неба немедленно предложил учебный поединок. И опять была возможность выбрать. Комкор ткнул пальцем в первого попавшегося лейтенанта.
Разумеется, летеха продул. Но, к удивлению и тайному неудовольствию Смушкевича, не всухую. Курсант был условно сбит пять раз, Смушкевич - один. Попытка оспорить результат потерпела крах: тренажер имел возможность замедленного воспроизведения.
Вечером два старших командира совещались с глазу на глаз. При этом наливали не воду и не в наперстки.
– Да кто ж он такой?!
– горячился Смушкевич.
– Не летчик, - отвечал Рычагов. Это была чистая правда.
– Сам догадываюсь!
– кипел горячий еврейский парень.
– В курилке говорили: ему за шестьдесят!
– В паспорт не глядел, - дипломатично отреагировал комбриг и тем самым снова выдал правдивую информацию.
– А какие он иностранные языки знает?
– вдруг спросил комкор и налил еще.
– Английский точно, читает без словаря; еще слыхал от него испанские словечки...
– Не было его в Испании, уж про такую личность все наши знали бы.
– Ага, будь он летчиком, то знали бы. А если нет?
– Вот я тебя и спрашиваю: пусть не летчик, а кто тогда?
– Добавь: не летчик, но в нашем деле что-то понимает.
– Еще б не понимать. Чтобы зеленый парнишка за считанные пару месяцев так навострился и в учебном бою меня зацепил...
– А про Серова с Осипенко слыхал?
При упоминании Серова комкор подобрался и даже вроде бы протрезвел.
– Выкладывай.
Последовал рассказ, закончившийся так:
– ...и при всем том к Толе относился со всем уважением, и к Полине тоже.
Смушкевич проявил догадливость:
– По всему видно: ему понадобилась Толина поддержка, и от Полины тоже. В чем, хотел бы я знать? А еще больше мне интересно: кто же он все-таки такой?
– Слыхал я про него такое определение: инженер-контрабандист.
Такие слова просто необходимо было закусить, что Смушкевич и проделал. Видимо, после этого в мозгах у комкора наступило прояснение, вследствие которого прозвучало почти что трезвое: