Бог-без-имени

Кокоулин Андрей Алексеевич

— Не спи, арнасон, — склонился, подавая руку, незнакомец.

— Я сам!

— Как знаешь.

Незнакомец скрылся. Все еще злой на спутника, Фьольвир подтянулся, махнул ногой мимо камня, но перевалился на узкий карниз, который, поднимаясь, вел к самой вершине.

— Ты как? — крикнул сверху Унномтюр.

Расцарапавший торс Фьольвир послал его в задницу Коггфальтаддира. Незнакомец захохотал.

Небо светлело. Птицы кружили над скалами. Внизу шумело море, и казалось, будто оттуда, подбадривая взбирающихся, доносится

многоголосый хор. Какое-то время спустя, чтобы одолеть отвесный участок, Фьольвиру все же пришлось воспользоваться помощью незнакомца, и он, скрипя зубами, ухватился за протянутую ладонь. Унномтюр легко вытянул его, пофыркивая и скалясь.

Оказавшись на вершине, Фьольвир обессиленно упал на спину, и тут же скомканная рубаха плюхнулась ему на живот.

— Молодец! — крикнул незнакомец.

— Ты зачем… — Фьольвир подышал, прерываясь. — Зачем стегал? Мог ведь меня, как свейки… Нагрел — и все.

Спутник присел рядом.

— Если все буду делать я, что будешь делать ты?

Фьольвир закрыл глаза.

— Отец тоже любил так, — проговорил он. — Только с хитринкой. То у него спина, то нога. Поднеси. Наруби. Разожги. — Он вдруг улыбнулся. — Но и гонял тоже, бывало. Только я еще малый был. Головы нет, на уме одни шалости.

— Ты кончай лежать.

— А где кааряйны?

— Будут тебе кааряйны. Пошли.

Незнакомец легонько пнул Фьольвира, чтобы тот поторапливался.

— Вот знаешь, — сказал Фьольвир, натягивая рубаху, — не надо со мной так. Если боги со всеми героями так обращаются, то ну его к Хэнсуйерно.

Незнакомец вскинул косматую голову к солнцу.

— Это тебе кажется, арнасон. Люди склонны замечать плохое и не обращать внимание на хорошее. Я тебя пнул — ты запомнил. Я тебе жизнь спас — ну, будто так и надо. Подумаешь, жизнь! На Пожирателе кораблей обогрел, а ты уже и забыл, наверное. А свейки? А забраться сюда помог?

Он хлопнул задумчиво нахмурившегося Фьольвира по плечу. Тот скривился.

— Не, так-то так…

— Именно так, — сказал незнакомец. — А подгоняю я тебя потому, что ты, как козленок на жертвенник, все в Тааливисто смотришь.

— Не смотрю я уже, — буркнул Фьольвир.

— Так и не стой. Нам мир спасать.

Незнакомец двинулся к соснам, казалось, вырастающим прямиком из скал. Шагал он бесшумно. Камень, мох, хвоя — ничего не издавало ни звука под его ногами. Свой плащ-хельк он намотал на руку.

Со стороны берега скалы, как линялой шкурой, заросли моховыми кочками и низкими кустами кислой северной ягоды. Сосны стояли чуть дальше, сначала отдельными редкими деревьями, потом сбивались теснее, по мере спуска по пологому склону превращаясь в лес. Фьольвир молча шел вслед за незнакомцем, больше смотря по ноги, чем вокруг. Из-под свеек летели камешки. Воздух звенел мошкой. Солнце светило вовсю.

Незнакомец петлял между валунов, обходя расщелины и заполненные водой ямы.

Сосны скоро обступили путешественников,

сделалось темнее. Ветер покачивал кроны, то там, то здесь слышался треск сучьев. Фьольвир на всякий случай взял отданный незнакомцем топорик в руку. Так было спокойнее.

Шли долго. Унномтюр неожиданно стал рассказывать, как получился этот край. Скалы — это Йорун неловко присел. Сосны — волосы из ушей Офнира, мох — он же прочищал нос, а выходы рыжей породы — дерьмо какого-то местного божка. Хотя, может быть, это Калнир постарался.

Оглядываясь и видя, как темнеет от рассказанного лицо спутника, незнакомец в конце концов расхохотался.

— Арнасон! Ты что, думаешь, я это всерьез?

Фьольвир обогнул валун, похожий на гигантское яйцо.

— Не знаю.

— О, обрежь мне нить, Утойя! Могу сказать тебе, что процесс творения есть процесс трансформации, и я недалеко отступил от истины. Хотя, наверное, с физиологическими подробностями перегнул.

— Ты не очень их любишь, да? — спросил Фьольвир.

Незнакомец обернулся.

— Кого?

— Богов.

— Ну, как тебе сказать? Странно спрашивать об этом слугу, которого Йорун, в лучшем случае, замечал, когда у него чесались кулаки. Для остальных же я и вовсе существовал как предмет мебели. Хотя Наккинейсе иногда…

Незнакомец замялся, с треском сорвал сосновую ветку и пошел, звонко постукивая ей о стволы. Шагая за ним, Фьольвир так и не дождался продолжения.

— Что, — спросил он, — она тоже использовала тебя?

Незнакомец хмыкнул.

— Я тоже часто так думаю. Использовала. Иногда она позволяла смотреть на себя. Она очень красива, арнасон. А иногда…

Фьольвир понял.

— Ты спал с богиней? — вытаращился он на косматую спину Унномтюра.

— Вряд ли она воспринимала это как любовь.

— Но ты спал?

— Да.

— И как?

Незнакомец обернулся. На смутном лице проступила странная, косая улыбка.

— Она очень…

Он тряхнул головой и выкинул ветку. Под ногами его вновь захрустели камешки, и Фьольвиру, чтобы нагнать его, пришлось, хватаясь за стволы, пробежать десяток крафуров.

— Эй! Эй, Унномтюр!

Незнакомец замедлился.

— Что, медвежий сын?

— А Йорун? — спросил Фьольвир. — Он как к вашей связи? Он знал?

Незнакомец положил ему руку на плечо.

— А какая разница?

— Ну-у…

— Думаю, ни она, ни он не считали это чем-то серьезным. Могу сказать тебе, Йорун и сам почти ни одной ваэ-кири не пропускал. У них это было просто. Боги. «У тебя прекрасная фигурка. Давай-ка мы с тобой уединимся в этой нише». И все, этого достаточно. Подол фенрики вверх. Кто скажет «нет» Йоруну, Стергруну, Офниру, Хэнсуйерно? Никто. Со мной было так же. Хотя в редкие моменты…

— Что?

— Я ловил ее взгляд. Словно я для нее был не вещь, не слуга, а нечто большее. Правда, это, скорее всего, ничего не значило.