Бог-без-имени
Шрифт:
— Я должен его победить?
Незнакомец сложил руки под косматым затылком.
— Ты поспи, арнасон. Сейчас можно. Нас пока никто не потревожит. Это время как нельзя лучше подходит для сна.
Фьольвир поворочался.
— А почему не потревожат?
— Потому что некому, — сказал незнакомец, зевнув. — Мтаг — не бог. Какую нечисть смог на нас наускать, ту и науськал. Он сейчас спешит, спешит.
— Куда?
— Много вопросов, арнасон. Дай и мне поспать.
— Нет, это, конечно, правильно, — сказал Фьольвир. — Но я герой или не герой? Моя цель — Мтаг?
Незнакомец повернул
— Наша цель — шкатулка. И только она. А герой ты или не герой, я не знаю. Героям полагается божественная помощь…
— Ну!
— А у тебя — только я, — сказал незнакомец, закрыл глаз и повернулся к спутнику спиной.
Фьольвир помолчал.
— Но ты же — Унномтюр, — пробормотал он.
Незнакомец фыркнул.
— Говорю, это шутка была. Все, арнасон, я сплю.
Какое-то время Фьольвир лежал, не шевелясь. Небо то хмурилось, то светлело, сыпала с него мелкая снежная крупа, белыми островками намерзая в складках одежд. Незнакомец не дышал, словно умер. Фьольвир думал о Хейвиске, об отце с матерью, и горечь копилась в нем, как слюна во рту. Пусть его родные уже в Тааливисто, но зачем, зачем кааряйны так поступили с ними? Не было же вражды. Неужели, как боги пропали, так пропало и добрососедство?
— Кааряйны, — прошептал он.
Коггфальтаддир как ни покачивался, убаюкать его не смог.
— Эй… Унноммтюр, — позвал Фьольвир.
Когда он уже подумал, что ответа не будет, незнакомец, вздохнув, сказал:
— Да, арнасон.
Фьольвир приподнялся на локте, стараясь заглянуть своему спутнику в лицо, хотя видеть там было нечего. Да и представился ему один лишь затылок в спутанном колтуне волос.
— Кааряйны, они ж не сами по себе?
Незнакомец повернулся на спину.
— Нет.
— Это потому, что ты там был?
— Второй раз спрашиваешь. Нет, арнасон, я как раз опоздал. Прости.
— Они пришли не за тобой?
Какое-то время незнакомец молчал, и снежные хлопья ложились на его лицо нетающей белой маской.
— Знаешь ли, — наконец произнес он, — когда-то давно для спасения мира в локальных концах света, которые в большей степени происходили от самих же богов, Йорун придумал героев, которые были плотью от плоти этой земли, только наделялись некоторыми особыми способностями. Я уже объяснял, но ты, видимо, туговат на ухо. Бывает. Эти божественные способности давали героям возможность предотвратить обрушение сущего во тьму и избавляли Копьеносца от того, чтобы все исправлять самому. Ну, и всех остальных избавляли тоже.
Фьольвир лег снова.
— А почему Йорун не желал или не хотел спасать мир сам? — спросил он.
— В защиту Йоруна я скажу, что он не то, чтобы не желал или не хотел кого-то спасать, а в большинстве случаев просто не мог этого сделать.
— Он же бог, — сказал Фьольвир.
Незнакомец легко стукнул его по голове.
— Ты сначала дослушай. И не перебивай. Что может Йорун, если он с вахенами воюет? Что могут его братья, если они там же? Но ты-то требуешь спасать мир здесь и сейчас, и тут же крик поднимаешь, если это «здесь и сейчас» не происходит.
— Я не… — начал было Фьольвир, но незнакомец воздел руку с растопыренными пальцами, призывая к тишине.
Снег падал,
— Я не про тебя конкретно, — сказал незнакомец. — Но мольбы и обращения к Йоруну, думаешь, до него не доходят? Ведь хуже чесотки! То стоны, то упреки! Помоги, Йорун! Убереги, Йорун! Как же так, Йорун? Ну и проклятия, само собой. В сердцах, понятно, но приятного все равно мало. Да. И я вот думаю, что все мелкие божки были измыслены Йоруном, чтобы по всяким пустякам на вас не отвлекаться. Им молились, с них и спрашивали. Это я, кажется, тоже уже говорил.
Он помолчал.
— Да. А Йорун как бы над. Ну, не отвечать же ему, в самом деле, за неурожай где-нибудь в Йолендолле или за лавину, не вовремя закупорившую перевал в горах? Согласись, с божественной высоты Йоруна это не стоит даже взгляда мельком. Какой-то неурожай и какая-то лавина! Его уровень — это…
— Баланс.
— Хм. Баланс… Да, баланс и глобальные проблемы.
— Как вахены?
— Как вахены. Как изначальная тьма. Или как Хэнсуйерно с его периодическими попытками извести весь род людской. Могу тебе сказать по секрету, что Хэн спит и видит, как количество мертвецов в его армии превышает количество живых воинов в армии Копьеносца.
Незнакомец фыркнул, видимо, находя это смешным.
— Так мертвых и так больше, чем живых, — сказал Фьольвир.
— Нет, мой дорогой арнасон. Большинство мертвецов э-э… мертвы, пока их помнят те, кто живы. Для таких, конечно, существует и Тааливисто, и общее место, и пиршественные столы. Потом… Потом случается потом.
— Мертвецы умирают совсем?
— Увы. Превращаются в пепел, в золу, в песок, в первоматерию. В общем, в материал, из которого Хэнсуйерно выпекает своих чудовищ. Так что мертвецов мало, арнасон. Ты-то всех ли своих людей помнишь?
Фьольвир задумался.
— Всех, — твердо сказал он. — Детей, может быть, не всех. Но взрослых — всех.
— Это пока.
— Погоди, — сел Фьольвир, внезапно осипнув от страшной догадки. — Значит, если я умру и помнить обо мне станет некому, то я не попаду в Тааливисто?
Снег на лице незнакомца разъехался кривой улыбкой.
— Ты — кто, арнасон? — спросил он.
— Фьольвир Маттиорайс, — ответил Фьольвир.
— Пффф!
Звук, изданный незнакомцем, говорил о том, что Фьольвир хоть тысячу раз может повторить свое имя и фамилию, но ни на шаг не приблизится к пониманию, кто он такой.
— Я — Фьольвир Маттиорайс, — нахмурился Фьольвир.
— Дубина ты, — беззлобно сказал незнакомец. — Ты — герой. А у героев свои отношения с посмертным миром. Не беспокойся. В Тааливисто ты точно попадешь. О героях, видишь ли, и боги помнят.
— Только что ты говорил, что не знаешь, герой я или нет, — пробормотал Фьольвир.
Спутник потянул его вниз, заставляя опять устроиться во впадинке. Когда Фьольвир лег, тот надвинулся и, словно делясь секретом, перешел на шепот:
— Я, вообще-то, надеюсь, что ты герой. Но здесь как? Некоторые условия соблюдены, а некоторые нет. Остается надеяться, что ты все-таки герой. Мы должны попытаться. Хотя боги… ну и божественная поддержка…