Бог бросил кости
Шрифт:
— Я хочу избавиться от сомнений, — голос Персиваля был тих, но отчётлив.
— Сомнения — удел каждого мыслителя, — раздался голос в голове. — Но победа над ними — только лучшего.
— Но мне надоело жить в череде запретов. Я не могу и минуты думать свободно, не натолкнувшись на запрет…
— Свобода — естественная жертва полного контроля.
— Но во сне у меня нет контроля, — прошептал Персиваль. — Есть только запреты, отчаяние и… желание умереть, лишь бы не бежать от них. Никто не может контролировать сны.
— Не никто. Это ты не можешь.
— Неужели остальные Железные Рыцари не видят таких снов?
— Не все.
— Я должен казаться сильнее, чем есть?
— Считаешь это невозможным? — возразил голос. — Давать советы другим гораздо легче, чем себе. А советуя другим, можно открыть то, что и тебе поможет. Они видят тебя старшим, и прислушаются к тебе.
«Вот мой путь», — осенило Персиваля, и он почувствовал приятную прохладу в сознании. Зрение прояснилось, и будто стал ярче солнечный свет, льющийся через окна собора. Казалось, что этой мыслью сам Бог-Основатель, сам Шарк улыбнулся ему.
— Спасибо, Агмаил, — сказал Персиваль с улыбкой.
— Начали!
Двое бойцов на десятиметровом ринге рванулись друг к другу, взманув мечами. Борс атаковал мощно и резко, не давая Гидеону и шанса ответить — но тот с удивительной лёгкостью отражал все удары, и меч порхал вокруг него, как невесомый. Гвен стояла поодаль, наблюдая за схваткой, готовая в любой момент задокументировать победу.
— Какой счёт? — спросил Франц из-за плеча Гвен.
— Четыре на четыре, сейчас решающий, — ответила та негромко. — Лично я сейчас уверена больше в Гидеоне.
— Гидеон неприлично расслабился, — заметил Франц. — Уйти в блок, чтобы отдохнуть — хорошая идея, но он затянул. Думаю, его концентрация упала, и он не сможет атаковать.
Гвен лишь пожала плечами. Схватка продолжалась, и Гидеон медленно отступал к краю ринга. Борс атаковал всё сильнее, и казалось, что всё его тело источает энергию. Но тут Гидеон сделал финт, нырнул, увернувшись от удара, и оказался у Борса за спиной. Плавным и быстрым движением он перевёл меч в замах, но Борс, вместо того, чтобы развернуться, схватил своё оружие лезвием вниз и уколол назад; Гидеон сложился пополам от укола, и в следующий миг тяжёлый удар пришёлся ему прямо по макушке закрытого шлема.
— Браво, — произнёс Франц.
Борс снял шлем и вытер пот со лба, стоя над поверженным Гидеоном. Тот не двигался, лежал навзничь, раскинув руки в стороны.
— Гидеон, всё нормально? — спросила Гвен, подойдя к рингу.
Тот не отвечал — даже не пошевелился. И тут Борс заметил кое-что странное: тканевый доспех не колыхался от тяжёлого послебоевого дыхания.
— Он не дышит! — взревел Борс, срывая с Гидеона шлем. — Гвен!
Одним прыжком Гвен перескочила через ограду ринга и оказалась подле поражённого бойца. Приложив пальцы к его шее, она с облегчением произнесла:
— Пульс есть…
И тут глаза Гидеона резко распахнулись, глядя прямо на Гвен. И, прежде чем она успела всерьёз испугаться…
— Бу! Страшно? — и Гидеон рассмеялся.
— Вот так и знал, — выплюнул Борс, пока Гвен тяжело дышала, пытаясь унять потрясение.
Свежий, но мягкий ветер летел над морем, над городом, над крышами. На одной из террас Вивьен сидела за роялем — музыкальным инструментом, известным ещё Богам-Основателям. В свободные от войны дни она часто бывала здесь, в уединённом месте над сверкающим белым
Вивьен играла музыку — печальную, никому не знакомую. Длинные тонкие пальцы мягко скользили по клавишам, и задумчивая мелодия летела над городом, растворяясь в мягком потоке воздуха. Уже четвёртый день Вивьен не покидали призрачные мысли — и она пока смутно понимала, о чем стоит думать. Или о ком.
Что-то в её повседневности не нравилось её интуиции, и она отчаянно хотела осознать, что. Вся её жизнь состояла из войны, творчества и боевых товарищей: ничего необычного, на первый взгляд, но подозрительность — хороший индикатор того, что стоит всё прочесать, проанализировать до последней крупицы собственную жизнь, применив рациональный подход к каждой её детали.
На фоне задумчивой мелодии зарождалась вторая — басовые струны рояля зарокотали тихо, вторя нарастающим подозрениям Вивьен. Война — это союзники, враги, причина, стратегия и средства. Союзники — те же боевые товарищи: рассмотреть стоит позже. Враги — Атексеты, космическая цивилизация, напавшая и потерпевшая поражение, и понятно, почему: их слабые боевые дроны ещё не сбили ни одного Истребителя и уничтожили всего одну орбитальную станцию, в то время как их потерям нет числа. Как много у них ресурсов? Целая планета. К концу придут ещё не скоро. Как много у нас? Столько, сколько поставят Ленорины взамен на то, что мы сражаемся, оберегая их покой: плюс-минус планета. Причина войны — здесь всё очевидно: на нас напали — мы отвечаем, адаптируемся, создаём оружие, подобное оружию врага, только лучше, чтобы быть всегда на шаг впереди. И, наконец, стратегия, доступная таким солдатам, как Вивьен — отражать атаки и бить по слабым местам, как только они появляются. Здесь, вроде, пробелов нет.
Творчеством же для Вивьен была музыка — у каждого Железного Рыцаря должно быть что-то, чем он живёт, пока не пилотирует Истребитель; эту часть своей жизни Вивьен оказалось особенно сложно рационализировать. Рокочущая гулкая мелодия становилась всё громче.
В музыке были две важные детали — навык и вдохновение. Вдохновение не могло вызывать подозрений — если удаётся импровизировать, проблем с ним нет точно. Навык — стоило о нём задуматься, как правая рука сбилась, и рояль недовольно крякнул диссонансом, заставив Вивьен вздрогнуть. Надо работать над ним, но это явно не то, что могло бы отравлять её жизнь нескончаемым чувством сомнения.
И, наконец, товарищи. Персиваль, Гвен, Борс, Гидеон. Персиваль — лидер группы, мудрый, мастер выверенной мысли, прямо как… И тут Вивьен ощутила то самое чувство, с ног до головы её охватило сомнение, ударил аккорд, и сверкающий пассаж взлетел вверх — образ, имя, действия — загадка — Франц.
Вивьен ударила по клавишам, перенаправив эмоции в бурю звуков, в то время как разум оставался холоден и чист. Франц — источник сомнений, нестройный элемент в идеальной картине мира. Но что не сходится, что же не так? И тут Вивьен почувствовала присутствие: словно тонкая, неосязаемая игла проникла сквозь череп прямо в мозг, прямо в сознание — и все её мысли, все выводы и замечания закрутились в стремительном вихре. Вивьен не могла продолжить рассуждения — не могла даже вспомнить то, о чём она думала до этого.