Бог из глины
Шрифт:
Дом казался живым. А еще он изменился. Надя поняла это однажды, когда еще за окнами безумствовала весна, рассыпаясь каплями веселья.
Вначале, еще только когда они приехали сюда, дом был старым, ворчливым стариком, изнеможенным, с тысячей морщинок на осыпающейся шубе, с потемневшей крышей, что смотрела сверху лопнувшим шифером, с грязными окнами, с покосившимся, наполовину сгнившим забором, с участком, заросшим по колено бурьяном.
Теперь же дом сиял. Он словно усмехался, и солнце отражалось в вымытых до блеска окнах. Куда подевались морщинки и трещины в стенах? Нет, Сергей, конечно, всю весну только и занимался
Надежда не узнавала мужа. Ранее равнодушный ко всему, он преобразился, излучал энергию. Сергей мог часами возиться в огороде либо торчать на крыше, забираясь туда по высокой, нелепой, кое-как сколоченной лестнице, чтобы затащить наверх тяжелые листы шифера, не говоря уже про мелкий ремонт внутри дома.
С одной стороны это радовало, с другой — словно что-то чужое пробралось под крышу дома, назвавшись ее мужем. Надежда могла поклясться, — с каждым днем, что оборачивался улетающим листом календаря, она все меньше и меньше узнавала Сергея. Словно маленькая трещинка возникла однажды между ними, и теперь все больше и больше расширялась, грозя превратиться в широкую пропасть, перешагнуть которую не смогут ни она, ни он.
С тех самых пор, как Сергей открыл глаза, лежа в больничной койке, он стал немного другим, не тем Сережей, который мог молчать, слушая нескончаемые излияния тещи, в нем появилось что-то новое… хищное.
Осень и зима тянулись нескончаемой нитью, растягивались как резиновый жгут, чтобы лопнуть однажды, в теплый весенний денек, когда от земли поднимался пар, и птицы, ошалев от неожиданной радости, наполнили небо восхищенным щебетанием. Это случилось в тот день, когда ее пальцы впервые сжали маленький фотоснимок, на котором, по правде говоря, ничего было не разобрать, но сердце каждый сжималось каждый раз, когда ее глаза пытались рассмотреть очертания маленькой жизни в хитросплетении черно-белых пятен и черточек.
Вернувшись из женского отделения, она застала мужа за работой. Он сколачивал из покрытых пятнами плесени и гнили досок, огромную лестницу, ту самую, по которой в последствии забирался на самый верх, прямиком на горячую от солнца крышу. Услышав звук шагов (Надежда оставила машину на улице, и, обнаружив дверь закрытой, прошла во двор, ожидая увидеть мужа), Сергей повернул голову, и на миг ей показалось, что его глаза злобно блеснули. Он смотрел на нее, и Надежда, неожиданно для себя сделала шаг назад. Руки мужа сжимали молоток, и Надежда отчетливо видела, как взбугрились вены на кистях, (хей, детка, ты только представь, с каким наслаждением он опустит молоток на твою глупую головенку, чтобы посмотреть какого цвета в ней мысли…), глаза-бусинки продолжали сверлить ее.
— Привет — Надежда почувствовала, как неприятно запершило в горле.
Сергей продолжал сжимать молоток в руке. Он наклонил голову, словно о чем-то раздумывая.
— Привет… — Надежда, зачарованно смотрела, как медленно опускается рука с молотком. Сергей не спеша, положил молоток на землю, и приподнялся, отряхивая джинсы. Надежда заметила, что любимые джинсы мужа, из которых он почти никогда не вылезал, на коленях превратились в лохмотья, более того, в прорехах
(Похоже, твой муженек замаливал грехи, стоя на коленях, причем делал это так усердно, с такой самоотдачей, что бедные джинсы просто не выдержали такого издевательства, хе-хе…)
— Как дела? — Равнодушно поинтересовался Сергей, и сделал шаг навстречу.
— Нормально — пробормотала Надежда. Их разговор, все больше и больше становился похожим на беседу двух случайно встретившихся приятелей, обменивающихся ничего не значащими фразами.
Сергей кивнул головой. В этот миг Надежда показалось, что какая-то сила вселилась в ее мужа, заменила собой его естество, подчинила слабую плоть, и теперь полностью управляет телом Сергей, словно невидимый кукловод, дергая за веревочки.
(Это существо детка, просто существо, похожее на твоего мужа, и оно раздумывает сейчас — не подобрать ли с земли вон тот чудный молоток, рукоятка которого так удобно умещается в руке…)
— Я пойду… машину отгоню — Надежда сглотнула. Почему-то в этот момент ей захотелось убраться из этого места как можно дальше, отгородиться тысячей заборов, оставить между ней и (существом) мужем тысячи километров, только бы не видеть, как в его руку ложится отполированная прикосновениями пальцев, деревянная рукоятка.
— Давай — проскрежетал Сергей, и потянулся за молотком.
(Не оборачивайся, только не оборачивайся…)
Надежда сделала шаг в сторону калитки, в каждую секунду ожидая, что вот прямо сейчас, за спиной раздастся звук рассекаемого воздуха, и боль раскаленным гвоздем вонзится в голову, пронзая тело, чтобы утащить в глухую тьму, где нет ни света, ни мыслей, ничего…
(Не показывай, что боишься, не дай заподозрить, что ожидаешь удара сзади…)
Надежда пошла к выходу, ускоряя шаг. Она коснулась калитки, и вздрогнула, услышав удары молотка — Сергей вгонял длинные ржавые гвозди, в размягченную временем древесину.
Выйдя за калитку, Надежда перевела дух, и неожиданно рассмеялась.
(Ты просто толстая дуреха. Ну подумай сама, с какой стати он должен причинить тебе какой-нибудь вред?)
Она загнала машину во двор, и вошла в дом. Поднявшись по ступенькам лестницы, Надежда зашла на веранду. Некогда покрытые пылью глиняные цветочные горшки, с высохшими останками комнатных растений, теперь сияли на солнце лакированными боками, маленький столик посредине комнаты, был аккуратно застелен скатеркой, с непременной хрустальной вазой. Надя осторожно выглянула в окно. С того места, где она стояла, открывался чудный вид — заросли малинника, летняя кухня, и часть двора. Сергей увлеченно сколачивал лестницу, и Надежда, словно зачарованная смотрела, как методично поднимается и опускается рука мужа, сжимающая чертов молоток.
(А ведь было бы забавно, если бы он действительно пошел на тебя, занеся руку для удара. То-то бы ты испугалась дуреха. Возможно даже описалась, маленькая трусиха, не так ли?)
В этот миг, словно услышав ее мысли, Сергей поднял голову. Надя оцепенела. Сергей увидел в окне ее перекошенное лицо, и приветственно махнул рукой (сжимающей молоток, разумеется) — привет детка, не скучаешь?
(Толстая сучка, везде сующая свой любопытный носик!)
Молоток ненадолго застыл в воздухе, и с силой опустился, вгоняя неподатливый гвоздь…