Бог не проходит мимо
Шрифт:
– Ты про куличи или про мобильник?
– Я про то и про другое, заведи мобильник, не жмоться.
– Я не жмотюсь, просто денег пока нет на мобильники.
– У тебя никогда денег нет, хронический процесс, - проворчала Алена, дожевывая кулич и запивая его чаем.
– А ты чего не ешь кулич?
– Я стараюсь не есть мучного, совсем толстая стала.
– Ты?
– и Алена заглянула под стол.
– Я не заметила, что ты толстая, по-моему, обычная.
В этот момент в кухню вошла Верочка, таща за руку упирающуюся и шмыгающую носом Симу.
–
– Вы или ручкой машите, или здоровайтесь, - опять пошутила Алена, пытаясь отвлечься от своих тяжких мыслей и заодно раздумывая, стоит ли заводить этот разговор с Настей.
Настя всегда такая правильная, что Алену иногда это просто раздражает. Впрочем, в неофитскую молодость, еще в институте, было наоборот.
Правильной была Алена, и именно Алена не садилась за стол без молитвы и не ложилась спать без прочтения вечернего правила. Именно Алена никогда не пропускала церковные службы и никогда не нарушала посты. Куда все это пропало, где теперь прежняя Алена? Она чувствовала, что ее как будто подменили. Она стала совершенно другой. В ней давно не было того рвения и того былого горения в вере, которое она испытывала первые годы. Да, люди меняются. Все ее жизненные потрясения последних лет, начиная с измены Андрея, заставили многое пересмотреть, или даже не пересмотреть, а увидеть под другим углом, в другом цвете, в другом ракурсе.
А Настя - она какая была, такая и осталась, только стала еще более набожной. Именно это начинало Алену жутко раздражать - ее раздражала Настина набожность. Эту Настину религиозность она приравнивала почти к тупости и узости сознания. Вот и сейчас это ее «давай помолимся перед едой» почти взбесило Алену, и она еле удержалась, чтобы не наговорить этой правильной Насте грубостей.
– Не хотим спать, - в голос заныли дети.
– Мама, я хочу с крестной побыть, - капризно надув губки, пропищала Вера.
– Нет, мы поспим, а с крестной потом поиграем, - Настя взяла их за руки и повела в детскую. Еще некоторое время из детской раздавались голоса и возня.
Алена смотрела на улицу, где по трамвайным путям промчались два дружно сцепленных красных вагона. Была ранняя весна, снег давно сошел, голые ветки деревьев, освещенные нежным светом весеннего солнца, тихо раскачивались на ветру. На соседнем дереве в гнезде, похожем на старую лохматую шапку-ушанку, устроилась большая ворона. Было все как всегда: люди, трамваи, вороны, серый асфальт в пятнах и выбоинах после зимы. Из приоткрытой форточки струился воздух, головокружительно пахнущий прелой травой, мокрой землей, полноводной рекой - так пахнет только весной, после снега, с началом долгожданного тепла. От этого запаха хотелось бежать куда-то в лес, в луга, шевелить ногами прошлогоднюю траву, вдыхая ее аромат, смотреть на разлив реки.
Алена немного успокоилась, она наелась, и нервная система пришла в относительное равновесие.
«Странный
Вошла Настя, села напротив Алены, привычным движением поправив съехавшие на нос очки.
«Замученная, - подумала Алена, глядя на Настю, - за собой не следит, волосы собраны в хвост, ноги коротко подстрижены, юбка застиранная...»
– Девчонок уложила, можно и чай допивать, - произнесла Настя, усаживаясь на стул.
– А я замуж выхожу, - как-то задумчиво и неожиданно для себя произнесла Алена, добавив, -может быть.
Настя округлила глаза и расплылась в улыбке, она всегда округляла глаза, перед тем как выразить какую-либо эмоцию, вообще они у нее были почти круглые, несколько навыкате.
– Аленка, наконец-то, что ж ты сразу-то не сказала, молчишь, как партизан. Специально, что ли? Слушай, а почему ты мне раньше не говорила, что у тебя жених есть, ты давно с ним познакомилась, кто он?
– быстро заговорила подруга.
– Я с ним еще осенью познакомилась и никому не говорила - ни тебе, ни маме, прости. Я думала, говорить тебе или нет...
– Как это думала? Ты что?
– Настя вновь округлила глаза, теперь ее улыбка выражала удивление.
– А вот так. С этим есть проблема, и очень большая проблема, может, вообще невозможно будет за него замуж выйти.
Теперь улыбка окончательно сползла с Настиного лица, на смену пришла озабоченность. И вопрос, два больших вопросительных знака в каждом глазу.
– Он что, женатый? Ален, ты говоришь какими-то загадками.
– Нет, он не женатый, он мусульманин, - почти выпалила Алена, стараясь выглядеть спокойно и говорить с максимальным безразличием, как будто не она выходит замуж, а тетя Груня с пятого этажа, и ей самой все равно или, как некоторые выражаются, абсолютно фиолетово, за кого эта тетя Груня собралась замуж.
Так играть умела только Алена, часто в ответственные моменты жизни она разыгрывала холодность, безразличие и отчужденность. Нет, она умела ярко выражать свои эмоции, радоваться, злиться, плакать до истерики и исступления, но это было лишь тогда, когда ей не приходилось принимать ответственные решения, а просто можно было дать волю чувствам, где-то даже усиливая их накал, где-то переигрывая и входя в раж. Сейчас ее состояние было больше похоже на ступор, или на игру в ступор.
– Поставь чайник еще раз, уж больно у тебя кулич вкусный.
Настя поднялась, залила в чайник воду, щелкнула кнопку и села на место все с тем же удивлением на лице.
«По-моему, я ее ошарашила, она никак не въезжает, как это можно за мусульманина замуж выходить», - подумала про себя Алена, и эта мысль ее даже развлекла.
– Ален, ты шутишь?
– еле слышно, почти прошептала Настя.
– Нет, не шучу, я абсолютно серьезно, мой жених мусульманин.
– И он не собирается креститься?
– Настя поправила совсем сползшие на нос очки.