Бог огня
Шрифт:
— Что именно?
— Он всегда держал под руками блокнот и, когда впадал в задумчивость, что-то набрасывал, почти бессознательно... Это многим людям свойственно — мне, например. Я часто ловлю себя на том, что за работой — когда сценарии читаю или пишу что-то — вечно рисую на полях. Рука сама выводит — просто по привычке. Так же и он. И даже у себя на работе, насколько я Знаю, он иногда делал эскизы: чей-то занятный жест, поворот лица, взгляд... В отличие от моих рожиц, это были нормальные портретные наброски. Многие он потом сканировал, как-то обрабатывал
— Да. Там целая картинная галерея. Пошли, посмотрим еще разок.
Она последовала за Б. О. в кабинет. Он уже сидел перед монитором. Открыл перечень файлов, прогнал их сверху вниз.
— Что это за "вася"? — спросил он, вглядываясь в панель каталога. — Этих "васей" тут штук двадцать.
— Это я. Он часто меня рисовал.
— Понятно, — кивнул Б. О. и загрузил первый попавшийся файл sereg. На мониторе возник портрет узколицего человека с темными глубокими глазами — собственно, это был портрет глаз, остальные черты лица растворялись в зеленоватом фоне.
— Это Серегин. Его однокурсник. Они вместе начинали свое дело. Потом разбежались в разные стороны.
Б. О. ткнул курсором в очередной файл. На этот раз под стрелку курсора попало имя "gelf".
Миниатюрное женское лицо.
— Это же Сонька Гельфанд! Моя коллега. Маленькая такая женщина, на ребенка похожа. Да ты ее, кажется, видел у нас в мастерской.
— Было такое дело, — сказал Б. О., закрывая файл. — У твоего мужа был точный глаз. — Он запрокинул голову и какое-то время, не мигая, смотрел в потолок. — Так выходит, он именовал файлы по фамилиям персонажей?
Они молча посмотрели друг на друга.
— Вот именно, — кивнул Б. О. — Ну-ка, где тут у нас заветная буковка "F"? Вот он, зараза.
Курсорная стрелка упиралась в имя "filon".
— Покажи-ка этого парня, — попросила Бася.
Б. О. загрузил файл, на мониторе появилось лицо белокурого человека лет тридцати пяти, красивое, но в этом лице неуловимо, с изнанки, что ли, читалось что-то порочное... Да, вот в этих с излишней тщательностью прорисованных бровях, пушистых ресницах, в линии изогнутого мимолетным капризом рта. Иллюстрация была выполнена в типичной для автора манере — лицо как бы выплывало Из мягких пастельных тонов фона, в котором преобладал нежно-голубой цвет. На заднем плане смутно угадывался некий барьер, над которым, повиснув в воздухе, парили бутылки.
— Сцена в баре в голубых тонах, — заметил Б. О.
Бася, нахмурившись и сосредоточенно покусывая губу, о чем-то размышляла.
— Знаешь, — в конце концов произнесла она, — я помню, как-то раз Митька пришел домой в жутком настроении, просто свирепый.... Чертыхался, плевался... — Она умолкла и присмотрелась к лицу на мониторе. — Да! Конечно! Тут же ринулся в ванну, долго плескался, потом дернул с ходу пару рюмок. И рассказал, что было у него какое-то чисто деловое свидание, то ли в ресторане, то ли в баре, а оказалось, что это бар для педиков...
— Ну, если господин Филонов педик, то это его трудности. — Широко раскинув руки, Б. О. потянулся. — Впрочем,
Он встал, прошел к рабочему столу, уселся в кресло, подвинул к себе круглое настольное зеркальце в серебряной оправе и на малахитовой подставке, округлил губы, картинно приподнял бровь, кокетливо повел плечом и, заметно возвысив тембр голоса, обратился к своему отражению:
— Хо-хо?
Полюбовавшись собой — в ходе этого любования Б. О. делал слащавые ужимки, — испустил глубокий вздох, отрицательно мотнул головой и хрипло проговорил:
— Нет. Не годится. Маловато будет, однако... Бася, у тебя как обстоят дела с искусством макияжа?
— Чего-о-о? — подозрительно протянула она.
— Ну, там брови подвести, ресницы подкрасить. Губы опять же. Нос напудрить...
— Кому?
— Как — кому? — улыбнулся он. — Мне.
— Ты спятил, — сокрушенно покачала она головой.
— Надо же соответствовать антуражу, — и ткнул пальцем в голубой фон на мониторе.
— Ты хочешь сказать, мы идем в гости к педерастам?
— Вот именно.
Глядя в потолок, он начал загибать пальцы.
— Значит, так... Мне нужны... Голубые джинсы в обтяжку. Белая майка. Белые туфли. — Он задумался. — И какое-нибудь лекарственное средство от рвоты.
— И прокладки "кэфри", — вставила она.
— Это еще на кой черт?
— Чтобы почувствовать сухость и комфорт.
— Что?
— Дорогой, — искренне изумилась она. — Неужели у тебя еще ни разу не было менструации?
— Укачало? — спросила она, поглядывая на Б. О., который сидел справа с закрытыми глазами и судорожно сглатывал слюну.
— Я же просил тебя захватить что-нибудь противорвотное, — выдавил он из себя и поерзал в кресле, словно хотел выползти, как змея из зудящей кожи, из этих тесных голубых джинсов, светлой майки с низким, до локтя, рукавом, белых матерчатых туфель на плоской подошве, а заодно вылезти из макияжа, которым Бася украсила его лицо.
— Кажется, тебе там не очень понравилось, — предположила она, медленно объезжая красную "мазду", припаркованную у входа в подвал, куда полчаса назад погружался Б. О., прощально, с чувством обреченности помахав ей рукой.
Получаса ему в этом кабачке вполне хватило.
— Отчего же, — возразил Б. О., понемногу приходя в себя. — Там очень мило. Хотя и влетает в копеечку.
Прорваться в это тихое и тайное, как конспиративная явка, заведение оказалось непросто. Спустившись по лестнице, он долго нажимал кнопку звонка, пока наконец тяжелая дверь не приоткрылась и в проеме не показался массивный человек в черном костюме.
Он стоял нерушимо, как скала, широко расставив ноги и сложив огромные ладони ниже пояса, отчего походил на борца сумо, приглашенного подежурить в футбольной "стенке". Маленькие заплывшие глаза смотрели на посетителя так, словно от него требовался условный пароль.