Бог сумерек
Шрифт:
— Вас ждем, — улыбнулся Огарков. — Игорь спит?
— Спит еще. — Кореньков гулко откашлялся. — Дайте закурить…
Пока он прикуривал, Лев Евгеньевич следил за ним улыбающимся взглядом. Конечно, Палыч это заметил.
— Что вы так смотрите на меня, Лев Евгеньевич?
— Тот рассмеялся.
— Смотрю и думаю: как должен выглядеть супермен?.. Где-то старик Ницше обмишурился в своей теории.
Палыч отмахнулся:
— А, да бросьте вы. Это вам интересно, с вашей научной точки зрения. Исследовательской. А для меня всегда это
— Ну, теперь, полагаю, станет наоборот… как лучше сказать… пружиной, что ли.
— Ага, пружиной… в заднице.
Лев Евгеньевич вновь засмеялся, приобнял супермена за плечи.
— Ах, Александр Палыч, Александр Палыч!.. Наверное, я неудачно выразился. Но не будьте пессимистомГ Ей-богу, неужели вам не интересно испытать себя?! С такими возможностями, как ваши… Нет, я от вас не отступлюсь, не дам, чтобы это все сгинуло бесследно! Понимаете, о чем я?
— Да уж чего не понять. Просчитали коэффициент? Огарков кивнул, улыбаясь.
— Просчитал. Как вы думаете, каков?
— Ну… — Палыч принял равнодушный вид. — Что— —то около полутора тысяч.
Лев Евгеньевич вновь рассмеялся.
— Тысяча восемьсот сорок! Тыща восемьсот, Александр Палыч!! Вас это не пугает?
— Да ну! Поздно теперь пугаться, когда влип по уши. Конечно, возьмемся за дело, но…
— А, мой энтузиазм пугает вас?
— Нет. — Кореньков поморщился. — Как раз наоборот. Несколько даже вдохновляет. Но вот последствия!.. Какими они будут? Вы хоть примерно представляете себе?..
Огарков понимающе улыбнулся.
— Боюсь, что не очень. Но опять-таки повторюсь: если возможность сделать что-то выдающееся приходит сама к тебе в руки, то вряд ли будет правильно стараться избегать ее. Мне кажется, что это от лукавого.
— А если сама возможность от лукавого?
— И это может быть, — согласился Огарков. — Но в любом случае исследовать надо.
— Я и не спорю. — Палыч вздохнул. — Ладно, раз собрались, так надо начинать. Пойду растолкаю нашего вольного стрелка.
Игоря долго толкать не пришлось, он просыпался мгновенно — тоже профессиональная привычка. Вообще все они задвигались бодро, позавтракали быстро, в начале девятого можно было отправляться.
— Чем раньше начнем, тем лучше, — одобрил и Игорь, засовывая ТТ в карман ветровки. Палыч нахмурился:
— Ты пушку-то с собою лучше не бери. Не приведи Господи, напоремся на ГАИ, потом как открутимся?.. А случись что, проку от него немного будет.
— Был уже прок, — жестко усмехнулся Игорь. — А что касается ГАИ, то… — он достал из кармана гекатовское разрешение на ношение оружия и показал его Палычу, — позвольте, у меня все ходы записаны!
— Давайте карту посмотрим, — вмешался Огарков, — надо решить, с чего начать… У меня еще карта есть, она поточнее вашей. Сейчас принесу.
Он сбегал к машине и принес карту, вправду, более подробную и четкую, нежели та, что была у Федора Матвеевича. Кроме карты, явились карандаш с твердым грифелем и
— Вот, — сказал Лев Евгеньевич, — видите? Сейчас мы верно черту проведем.
И тщательно выверив по карте обе точки, на Прибрежной и на Рябиновой, они соединили их тонкой аккуратной линией и еще раз подивились тому, как точно она прошлась по зданию библиотеки: та была обозначена на карте специальным значком. Игорь даже головой восхищенно покачал.
— Нет, ну надо же! Судьбу не проведешь.
— Это меня не проведешь, — буркнул отчего-то Па-лыч, а затем пояснил свои слова: — Когда меня там уша-тало, я хоть и прятался потом всю свою жизнь, а все же понял, что когда-то оно меня достигнет, пусть через годы, через много лет… Вот так оно и есть.
— Так это и есть судьба, — сказал Игорь, но Палыч спорить не стал, а Лев Евгеньевич нетерпеливо перебил сей философский диалог:
— Потом, потом выясните. Сейчас давайте решим, как действовать будем…
Решили так: поедут на фургоне Федора Матвеевича, а “пятерку” оставят здесь. Логинов и Огарков в кабине, Палыч с Игорем в будке. Правда, Федору Матвеевичу опять придется покидать пост.
— Ну, это не беда, — успокоил он. — Кузьмич выручит.
— Кузьмич у вас безотказный, я смотрю, — сказал Палыч.
— Когда бутылку ему дашь, он всегда безотказный.
И Федор Матвеевич сгонял за Кузьмичом, который прибыл как штык, тем паче что был одолеваем похмельем. Сразу ему и плеснули сто грамм — он их замахнул не глядя, после чего какое-то время на его щетинистой физиономии держалось напряженное ожидание, а затем расплылось блаженное довольство. Мир для Кузьмича стал расцветать розовыми красками.
— Дошло, — прокомментировал эту картину Кореньков.
Оставив Кузьмича бдить, исследователи загрузились в “Москвич” и покатили на дело.
— С чего начнем? — весело прокричал Лев Евгеньевич, оборачиваясь к заднему оконцу кабины.
— С Рябиновой, — решительно сказал Палыч. — С чего тогда началось, с того и сейчас начнем.
Резонно. Так и сделали. Федор Матвеевич прижал акселератор, и старенький фургон бодро понесся по уже шумным, но все еще каким-то утренним улицам.
За годы дома постарели, что-то забылось, появилось новое — но то место Палыч действительно помнил до сантиметра, так и показал Федору Матвеевичу, где следует остановиться.
— Вот здесь… Стоп, Федор Матвеич!.. Ага, отлично. Вон там, не доходя до той рябинки.
Все с интересом уставились на асфальт, в котором, надо сказать, ничего интересного не было.
— Попробуем? — бодро спросил Огарков.
— Попробуем, — сдержанно отозвался Кореньков. — Давайте, Федор Матвеич.
Федор Матвеевич отомкнул будку, Палыч спрыгнул наземь и размял затекшие ноги.
Эта улица и тогда была немноголюдной, и сейчас оставалась такой же. Вообще она производила впечатление грустное, но светлое. Таким нам всегда кажется наше прошлое.