Бог Войны
Шрифт:
Мне совсем не нравился Гутфрит, а ему не нравился я. Он три года пытался заставить меня принести ему клятву верности, я три года отказывался. Дважды он посылал в Беббанбург своих воинов, дважды я закрывал ворота Черепа, вынуждая копейщиков Гутфрита атаковать крепость. Оба раза они уезжали ни с чем.
А теперь, в этот зной, его копейщики снова в моих владениях, только на сей раз их ведёт сам Гутфрит, и Гутфрит наверняка зол. Он считает, что у него отняли королевство, и спустя мгновение увидит моих людей, волчьи головы у них на щитах. Он поймёт, что нас меньше. Пусть епископ Ода благочестиво
И у него заложники.
Не только женщины, хотя их тоже придется спасать, но хитрый Гутфрит захватил и архиепископа Хротверда из собора в Эофервике.
— Прямо во время мессы! — в ужасе поведал мне Ода. — Во время мессы! Вооруженные люди в соборе!
Я задумался, посмеет ли Гутфрит причинить вред архиепископу. Такой поступок сделает его врагом всех христианских правителей в Британии, но, возможно, Константин придержит свой гнев и вернет Гутфрита на трон Нортумбрии. Мертвый архиепископ — совсем небольшая плата за расширение Шотландии.
И тут они появились. Первые всадники повернули в нашу сторону, увидели нас, остановились, и постепенно к ним присоединились все остальные воины.
— Мы пойдем к ним, — сказал Ода.
— Нет, — сказал я.
— Но...
— Хочешь побоища? — рявкнул я.
— Но... — снова попробовал возразить епископ.
— Пойду я, — сгоряча буркнул я.
— Ты...
— Я пойду один.
Я отдал щит Алдвину и соскочил с седла.
— Я должен пойти с тобой, — сказал Ода.
— Чтобы у него в заложниках стало два священника? Епископ и архиепископ? Вот он обрадуется.
Ода посмотрел на людей Гутфрита, медленно выстраивавшихся так, чтобы охватить нас с флангов. Не меньше десятка были пешими, их лошади слишком ослабели. Все надевали шлемы и примеряли к руке щиты с длиннозубым кабаном Гутфрита.
— Попроси его поговорить со мной, — сказал Ода. — Пообещай, что с ним ничего не случится.
Я ничего не ответил и посмотрел на Финана.
— Попробую встретиться с Гутфритом на полпути, — сказал я ему. — Если он возьмет с собой людей, пришли мне столько же.
— Я сам пойду, — ухмыльнулся Финан.
— Нет, ты останешься здесь. Ты поймешь, когда настанет время, и тут уж не задерживайся.
Он понимающе кивнул. Мы с Финаном столько лет сражались вместе, что мне редко приходилось объяснять свои планы. Он ухмыльнулся:
— Примчусь как ветер.
— Лорд Утред... — начал Ода.
— Я очень постараюсь оставить Гутфрита в живых, — перебил его я, — и заложников тоже.
Я был не слишком уверен в успехе, но точно знал, что, если мы все поскачем вперед, почти наверняка будет бой или к горлам заложников приставят клинки. Гутфрит глуп, но горд, и я знал, что он ответит отказом на требование освободить заложников и покорно вернуться в Эофервик. Он должен отказаться, иначе потеряет лицо перед своими воинами.
А это были норвежцы, гордые норвежцы, считавшие себя самыми устрашающими воинами в мире. Они превышали нас числом и видели возможность резни и добычи. Многие были молоды, жаждали славы, желали украсить руки серебряными и золотыми браслетами, хотели,
И потому я пошел к ним один, остановился чуть дальше, чем на полпути между моими людьми и усталыми воинами Гутфрита, до которых теперь оставался один полет стрелы. Я подождал, и когда Гутфрит не пошевелился, сел на упавший римский межевой знак, стащил шлем и понаблюдал за овцами на дальнем холме, а затем полюбовался ястребом, балансирующим на ветру. Птица просто кружила, и я не увидел в этом никакого послания богов.
Я пошел один, потому что хотел, чтобы Гутфрит был один, самое большее с двумя-тремя сопровождающими. Я был уверен, что он готов к сражению, но он знал, что его люди устали, а лошади выдохлись. Даже такой глупец, как Гутфрит, воспользуется шансом избежать битвы, если может выиграть столкновение, не жертвуя десятком своих воинов. Кроме того, у него были заложники, и он, несомненно, рассчитывал использовать их, чтобы вынудить меня униженно отступить.
Но Гутфрит не шевелился. Он был озадачен. Он видел, что я один и не боюсь его, но бесхитростный человек не становится королем, и потому он задавался вопросом, где таится ловушка. Я решил позволить ему поверить, что ее нет, встал, пнул какой-то вросший в землю камень, пожал плечами и зашагал обратно.
Это побудило его рвануть вперед. Я услышал стук копыт, повернулся, надел шлем и снова стал ждать.
Он привел с собой троих. Два воина, один из них вел лошадь, на которой сидел архиепископ Хротверд в расшитом одеянии, какое христианские священники носят в церкви. Он выглядел невредимым, хотя и уставшим, лицо обгорело на солнце, седые волосы спутались.
Я также услышал стук копыт на камнях римской дороги за моей спиной, оглянулся и увидел, что Финан послал Берга и моего сына.
— Держитесь позади меня, — крикнул я им. Они увидели, что Гутфрит и двое его воинов обнажили мечи, и тоже достали клинки из ножен. Берг держался справа от меня, напротив человека, ведущего лошадь Хротверда. Сын оставался слева, напротив второго воина.
— Что... — начал мой сын.
— Ничего не говори! — велел я.
Гутфрит осадил своего жеребца в паре шагов от меня. Его пухлое лицо, обрамленное стальным шлемом, блестело от пота. Его брат, одноглазый Сигтрюгр, был красавцем, но Гутфрит слишком много пил и ел, и теперь тяжело сидел в седле. У него были маленькие подозрительные глазки, плоский нос и длинная, заплетенная в косу борода, лежавшая на дорогой кольчуге. На лошади была серебряная упряжь, на верхушке шлема Гутфрита торчало черное вороново крыло, а его меч сейчас касался горла Хротверда.
— Лорд архиепископ, — поприветствовал я.
— Лорд Ут... — начал Хротверд, но резко остановился, когда Гутфрит посильнее прижал меч.
— Обращайся сначала ко мне, — рявкнул Гутфрит. — Я твой король.
Я посмотрел на него и нахмурился.
— Напомни, как тебя зовут?
Я услышал, как мой сын хохотнул.
— Хочешь, чтобы священник умер? — злобно спросил Гутфрит. Из-за его меча Хротверд отклонился назад. Его перепуганные глаза смотрели на меня поверх стального клинка.