Бог Ярости
Шрифт:
— Ну, ты слишком громко говоришь и постоянно смотришь в глаза незнакомцам, пока они не начнут сжиматься от страха.
— Я думал, они были шокированы моей красотой.
— Скорее, потрясены твоим нежелательным вниманием. У нас в Лондоне так не принято.
— Ладно, лондонский парень. Похоже, все здесь такие же снобы, как и ты.
— Мы не снобы. Мы просто большие сторонники уважения к личному пространству и приватности других людей.
— С тобой я особо не обращаю на это внимания.
— Разве я не в курсе? — он берет меня за
— Ты уже удовлетворил мои желания. Сегодня мы можем делать то, что ты хочешь. Прогуляться по парку или весь день смотреть на уток. Мне все равно.
— Ты впервые в Лондоне. Я хочу, чтобы у тебя остались все возможные впечатления, включая банальные фотографии перед красными телефонными будками.
— Это не первая моя поездка в Лондон. Я уже бывал здесь с родителями и сестрами, а также пару раз с папой, чтобы встретиться с его крестным отцом, который живет здесь.
— О. Тогда почему ты говорил так, будто это твой первый раз?
Я пожимаю плечом.
— Я хотел пережить это с тобой. Как в первый раз. Не мог упустить такой шанс, когда ты сказал, что пригласишь меня на свидание.
— Ты невыносим.
— Я знаю, что ты любишь меня. А теперь говори. Что ты хочешь сделать?
— Я все равно отведу тебя в эти пекарни. Мы должны удовлетворить сахарного монстра, живущего в твоем желудке на правах аренды. А потом… — он протягивает руку назад, и я напрягаюсь, ожидая, что он потянет себя за волосы, но он просто поглаживает свой затылок. — Ты не против снова поработать для меня моделью?
— Ни капельки, — я широко улыбаюсь и целую его в щеку. — Мне нравится раздеваться для тебя.
— Ты любишь раздеваться для всех.
— Нет. Только для тебя, малыш, — мой голос понижается. — Я не могу дождаться, когда зарою свой член в твою попку, и ты будешь умолять и извиваться подо мной.
— Хватит болтать, — шипит он под нос, но я вижу, что он борется с улыбкой и эрекцией.
Последние несколько дней я торчал в его студии в одних шортах, пока он работал над своими картинами.
В это время я размышлял о том, как лучше разбить скульптуры Лэндона на куски, не будучи отмененным18 Брэном быстрее, чем шоу девяностых.
Представьте мое удивление, когда он подошел ко мне с кистью и начал рисовать на моей груди, а потом спустил мои шорты и продолжил. Лучшая прелюдия в истории.
Не стоит и говорить, что сразу после этого я трахнул его на полу. С тех пор он спрашивал, не могу ли я поработать для него моделью, и я с радостью соглашался.
Судя по наброскам, которые я мельком видел, он копирует мои татуировки, и это хороший знак, как мне кажется. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ему смириться с тем, что он не может рисовать людей.
Астрид показала мне много его картин, когда он был моложе, и стало ясно, что у него талант от Бога. Он рисовал людей с душой и настолько
Брэн уже собирается что-то сказать, когда перед ним останавливается маленькая девочка со смуглой кожей и волосами, перевязанными разноцветными лентами, и протягивает ему маргаритку.
— Это тебе.
Он улыбается, опускается перед ней на колени и смело принимает цветок.
— Спасибо. Ты заблудилась?
— Нет, просто мама очень медленная.
Он смеется, звук похож на густой мед.
И не я его причина.
Неужели я сейчас думаю о том, чтобы бросить девочку в воду за компанию к этим гребаным уткам?
Да, думаю.
Должно быть, она чувствует мой взгляд, потому что поднимает голову и смотрит в ответ. Эта маленькая дрянь не боится меня, в то время как большинство людей, очевидно, боятся. Скажем так, во время наших прогулок я нравлюсь собакам, а их хозяевам — нет. Впрочем, и собаки, и люди любят Брэна.
Не то чтобы меня это волновало или что-то в этом роде.
За исключением моего свирепого взгляда на любого, кто хлопает перед ним ресницами. Брэн не замечает их внимания, но он также слишком вежлив, на мой взгляд, и участвует в любом разговоре. Почему он не может просто сказать «отвали», как это принято у меня?
Потому что он весь из себя такой прекрасный принц, вот почему. Мне приходится взять себя в руки, чтобы не быть убийцей и не думать о похищении, когда я вижу, как он обменивается любезностями с другими.
А вот с этой девочкой все по-другому. Тем более что она невосприимчива к моим высокомерным взглядам.
Она наклоняется, чтобы шепнуть Брэну что-то на ухо, и он внимательно слушает, прежде чем шепнуть что-то в ответ.
Девочка раздраженно вздыхает.
— Но почему? Ты как сказочный принц.
— Правда?
— Абсолютно.
Ладно, хватит.
— Эй, малышка, — я подтягиваю Брэна к себе и обхватываю его за талию. — Он мой принц. Отвали.
— Николай! — он толкает меня локтем. — Ты ее напугаешь. Прекрати.
— Кыш, — я отмахиваюсь от нее.
— Николай!
— Хм, — она упирает руки в боки. — Когда я вырасту, то выйду за него замуж.
— Мечтай.
Брэн уже пробил дыру в моем боку.
— Нур! — зовет пожилая женщина, которая спешит к нам, запыхавшись. — Что я говорила о твоих побегах…?
Она останавливается перед нами и пристально смотрит на нас, в отличие от всех драгоценных лондонцев Брэна. Он отстраняется, и, хотя и незаметно, мне это не нравится. Но, с другой стороны, многие люди — гомофобные засранцы, хотя здесь я с этим не сталкивался и благодарен за это, но не ради себя, а ради Брэна. Мне плевать, что думают люди, а ему — нет.