Бог Ярости
Шрифт:
— Скажи, что ты мой, — приказываю я, и это глупая просьба, когда он погружен в облако похоти, но я хочу это услышать.
— Я был твоим с тех пор, как встретил тебя, малыш, — он трется своей грудью о мою. — У меня буквально есть татуировка, чтобы доказать это.
— М-м-м. Черт. Мне нравится эта татуировка.
— Да?
— Да. Теперь она моя любимая из всех. Я хочу полакомиться ею и тобой.
— Ни хрена себе. Тебе нужно прекратить говорить пошлости, или я кончу здесь и сейчас.
— Тогда
— Нет, — он прикусывает мою нижнюю губу. — Мне нужно, — целует. — Быть, — лижет. — Внутри тебя.
Голова идет кругом, но мне хватает ясности, чтобы схватить его за запястье и потянуть за собой. Я даже не потрудился вытереть нас, но он хватает свои брюки и бумажник, а затем снова бросает их на пол.
— Э-э, малыш? Не хочу тебя пугать, но с нас повсюду натекла вода.
— К черту.
— О, вау. Кто ты такой и что ты сделал с моим цветком лотоса, страдающим ОКР?
— Меньше болтай и больше трахайся, Нико, — я толкаю его на кровать и сажусь на него, прижимаясь задницей к его эрекции.
— Черт возьми, ты сегодня в ударе. Как ты и сказал, ты сводишь меня с ума, — он ухмыляется так сексуально, что у меня сердце замирает.
Я целую его, потому что не могу не целовать. Я зависим от его вкуса, от того, как его челюсть сжимается под моими пальцами, как он рычит, словно не может насытиться мной.
Я зависим от него и пережил столько случаев ломки, что хватит на всю жизнь.
Отныне он не должен пропадать из моего поля зрения.
Николай отстраняется только для того, чтобы достать из бумажника несколько каки-то пачек и отбросить их в сторону.
Я тяжело дышу, нахмурив брови.
— С каких это пор мы пользуемся презервативами?
— Это не презервативы. Смазка. Я подумал, что у тебя ее здесь нет.
— Я не думал, что ты приедешь… Ты что, носишь с собой упаковки смазки?
— Только когда собираюсь увидеть тебя.
— В кои-то веки ты действительно думаешь наперед.
— Должен был произвести на тебя впечатление, малыш.
— Считай, что я впечатлен.
— М-м-м. Твой хриплый голос чертовски возбуждает, — он разрывает зубами упаковку смазки, и это зрелище не должно было заставить меня до такой степени отчаянно возбудиться.
В его темно-синих глазах пляшутся игривость и напряженность, когда он выдавливает жидкость на пальцы и обводит ими мой анус. Я приподнимаюсь, чтобы у него был лучший доступ. Его палец проникает внутрь меня, и я выгибаюсь, когда он раздвигает меня неглубокими движениями своей руки, а затем добавляет второй палец.
Взрыв удовольствия проходит через меня, когда он дразнит эту приятную точку внутри, но при этом
Боже, как же я по нему скучал.
Я больше никогда не выпущу его из виду.
Он мой.
Мой.
Блять, мой.
— У тебя слюнки текут, малыш. Я настолько сексуальный?
— Самый сексуальный, если хочешь знать мое мнение.
— Господи, мать твою. Ты меня сегодня убьешь.
— Не умирай, — я размазал немного смазки по его длине. — Мне нужен твой член внутри меня.
— Твою мать. Я хотел как следует тебя подготовить, но больше не могу терпеть, — он убирает пальцы, сжимает мои бедра и усаживает меня на себя. — Сядь на мой член. Позволь мне полюбоваться твоим сексуальным личиком, когда ты будешь скакать на мне.
Желание взрывается внутри меня, и я удерживаю себя на одной руке, а другой сжимаю в кулак его твердый член и направляю внутрь себя. Мой член подергивается, когда головка проскальзывает внутрь, и я прикусываю уголок губы, опускаясь вниз до конца.
Мой стон смешивается со стоном Николая, и я тяжело дышу, когда его огромный член растягивает меня. Я закрываю глаза, чтобы погрузиться в ощущения и потустороннее чувство его присутствия во мне.
— Открой свои прекрасные глаза. Посмотри на меня.
Я моргаю, и мое дыхание прерывается, когда я вижу его напряженный взгляд, пожирающий меня целиком.
О, блять.
Мне всегда нравилось, как он смотрит на меня, насколько он хорошо меня понимает, как я никогда не смогу понять себя.
Но больше всего мне нравится, что я нравлюсь ему, когда мне наплевать на собственное существование.
— В тебе так хорошо, малыш. Я могу быть похоронен в тебе навечно, ты знаешь это?
— Мммблять. Чувство такой наполненности, — я приподнимаюсь, а затем спускаюсь вниз неглубокими движениями. — Я скучал по твоему члену во мне.
— Твою мать. С этого момента всегда принимай эти наркотики, под которыми ты сегодня.
— Легко, — я увеличиваю темп, оседлав его в долгом, неторопливом ритме, затем кладу ладонь ему на грудь и провожу пальцами по татуировке в виде цветка лотоса. — Наркотик во мне — это ты.
Я чувствую, как его член утолщается внутри меня. Он рывком поднимает бедра, чтобы встретить мои движения, но не ускоряет темп и позволяет мне трахать себя на его члене медленно, наслаждаясь каждым движением моих бедер, чтобы принять его полностью.
Каждое касание его пирсинга и каждый стон удовольствия разрывают меня на части.
Он не может проникнуть достаточно глубоко или трахнуть меня достаточно жестко. И он ошибается. Мне не нужны наркотики. Я кайфую от его запаха, его прикосновений, но больше всего от его взгляда.