Бог Ярости
Шрифт:
— Тебе нужно перестать говорить со мной на этом языке.
— Но несколько минут назад ты наслаждался этим языком.
— Я сдаюсь, — он вздохнул. — Отпусти меня, чтобы я мог принять душ.
— Можно мне присоединиться?
— Нет.
— Ты снова собираешься сбежать?
— Я не сбегаю. Я ухожу.
Я отпускаю его с возмущенным вздохом и жду, пока он уйдет в ванную, но он стоит передо мной.
— Не делай этого, Николай. Увидимся утром?
Я издаю утвердительный звук, и он улыбается, но улыбка эта натянутая,
Он открывает рот, чтобы сказать что-то еще, но качает головой и проскальзывает в ванную, закрывая за собой дверь на долбаный замок.
Запирается от меня.
Фигурально.
Буквально.
Глава 19
Брэндон
Прошло чуть больше двух недель, и все они прошли как в тумане.
То, что начиналось как временная потеря контроля над собой, категорически переросло в самую трагическую зависимость.
Каждый вечер я говорю себе, что не пойду в пентхаус, и мне удается продержаться несколько дней — кошмарных, совершенно бессонных и абсолютно мучительных дней.
Я погружаюсь в студию, в тренировки, в пребывание вне своей кожи. Изо дня в день мне удается обманывать себя в течение нескольких часов, чтобы потом снова вернуться к ужасающим плохим привычкам.
Кровь и пентхаус. Оба — опасные зависимости разного масштаба.
Оба разрывает меня на части, оставляя в полном отчаянии и не в силах больше смотреть на искаженное лицо в зеркале.
Только одна зависимость может привести меня к гибели. Заставить забыть обо всем остальном, когда он находится рядом со мной. Когда он прикасается ко мне, целует меня, трахает. Я притворяюсь, что моей кожи не существует.
Я не Брэндон Кинг. Я не тот сломленный человек, который вместо своего отражения в зеркале видит черные чернила. Не тот слабый человек, которого чаще всего гложет отвратительная тошнота и ужасающая мысль о небытии.
Я — это просто я.
Его цветок лотоса. Его прекрасный принц. Его малыш.
Но этот вакуум эмоций длится лишь до тех пор, пока не наступает бездумная разрядка и несдерживаемая похоть. Он длится до тех пор, пока я не теряю его прикосновение и не вынужден вернуться в свою собственную кожу.
Я делаю это каждый раз. Просто срываю пластырь10 и ухожу, но мне все труднее добровольно лишаться его губ, его прикосновений. Я почти боюсь того момента, когда мне придется запереться в ванной и сражаться со своими демонами. В последнее время они довольно злобны.
Чем больше наслаждение, тем больнее последствия.
Но это не так
Николай на самом деле не очень веселый человек. Я несколько раз видел его на улице, хотя мне нравится притворяться, что это не так. И да, он шумный, но не в беззаботной и веселой манере Реми. Он известен своей жестокостью и часто матерится.
Киллиан часто пинает его, чтобы он заткнулся, а Джереми шепчет или говорит с ним спокойно, чтобы он перестал привлекать внимание или сдержал свои печально известные вспышки насилия.
Он не показывает им ту версию, которую показывает мне. Он всегда улыбается, ухмыляется и является лучиком солнца, как будто одно мое присутствие делает его счастливым.
Эта часть не дает мне покоя. Почему он должен быть счастлив со мной, если я сам себя не выношу большую часть времени?
Как бы часто я ни задавал этот вопрос, я не могу найти на него ответа.
Тем не менее, я наслаждаюсь всем, что получаю, даже если это больно.
Даже если каждый день мне хочется смотреть, как кровь бесконечно вытекает из моего запястья.
Сегодня один из таких дней. Я не пошел вчера в пентхаус Николая и чувствую себя так, словно дышу через соломинку.
Я смотрю на свою картину и испытываю желание опрокинуть ее и сжечь. Идеальный силуэт горы и озера, над которым я работал неделями, кажется фальшивым, полностью противоречащим тому, что на самом деле хотят создать мои пальцы. Я создал много картин, в существовании которых не хочу признаваться, но над этим идеально ухоженным пейзажем работать было чертовски трудно.
Мама сказала, что, возможно, это потому, что я не сосредоточен, но она не знает, что я не мог быть более сосредоточенным. Просто все как-то неправильно.
Рисование пейзажей было моей опорой на протяжении многих лет. Мой способ избежать создания чего-либо с глазами. Но это больше не работает.
Если уж на то пошло, я начинаю видеть их в том же свете, что и Лэн. Жалкие. Посредственные. Неоригинальные. Скучные.
Скучные.
Чертовски скучные.
Я достаю телефон и смотрю на сообщение, которое отправил Николаю сегодня, потому что он не присоединился ко мне на утренней пробежке.
В первый раз, когда он не пришел — в день той ссоры, — я почувствовал такую глубокую пустоту, что не знал, как ее объяснить. На следующий день эта пустота стала еще больше, и я не обращал на нее внимания.
Однако сегодня мне было трудно дышать. Этот придурок своими бесконечными вопросами и бесстыдным флиртом оставил след в каждом уголке нашего бегового пути, так что я не могу пройти мимо, не почувствовав его тени.
Почему он взял это в привычку, если не собирался ее придерживаться?