Бог Ярости
Шрифт:
— Давай сначала выпьем кофе.
— И круассаны, — я поглаживаю свой живот. — Думаешь, у них есть макаруны?
— Не думаю, — он смотрит на меня. — С каких это пор ты любишь макаруны?
— Всегда любил.
— Нет, не любил. Твоя тяга к сладкому обычно заканчивается пончиками.
Я хмыкаю, но ничего не говорю. Возможно, я начал баловать себя ими с тех пор, как Брэн однажды купил несколько штук. Я съел всю коробку за одну ночь, и у меня случилась сахарная кома.
С тех пор он прячет их от меня и оставляет
— Килл!
Лицо моего ворчливого кузена расплывается в редкой искренней улыбке при звуке голоса его девушки.
Она машет нам рукой, приглашая за свой столик… Боже, боже.
Мои губы кривятся в автоматической ухмылке, когда мои глаза встречаются с этими потрясающими голубыми. На долю секунды он становится похож на оленя, попавшего в свет фар, и его пальцы разжимаются, обхватывая чашку.
Это немного похоже на его выражение лица прошлой ночью, когда я прижал его к стене, как только он вышел из лифта, и трахал его там до тех пор, пока он не смог стоять.
Остынь, Коля. Господи, чувак. Мы же на людях.
Понимает ли он эту логику? Нет, потому что он дергается у меня в штанах в чистейшей манере мудака.
Я знаю, что у Брэна аллергия на то, что его называют красивым, но он такой. А еще он слишком элегантный и ухоженный. Воротник его рубашки идеально выглажен, манжеты симметрично подвернуты, а каждая прядь волос лежит на нужном месте.
Он всегда одет изысканно согласно моде и обладает безмолвной харизмой. Он может быть снизу и наслаждаться этим, но вне спальни он — помешанный на контроле. И вспыльчивый до безумия. Уверен, никто не обращает внимания на его шикарные манеры и не догадывается, что он любит грубость.
Пока Глин и Киллиан заняты пожиранием друг у друга, я пододвигаю стул и сажусь рядом с ним. Я намеренно расставляю ноги так широко, что мои бедра касаются его брюк.
Он продолжает наблюдать за мной, словно за чудом света, его губы слегка приоткрыты.
Потребность впиться в них гудит во мне, но я заставляю себя сдержаться и шепчу:
— У тебя слюнки текут. Неужели я настолько сексуальный?
Он сглатывает и быстро отводит взгляд, предпочитая сосредоточиться на нелепом ППЧ12 напротив нас.
Типичный Брэн. Честно говоря, я не знаю, почему продолжаю надеяться, что однажды он сделает эпический каминг-аут13 и поцелует меня на глазах у всего мира, как он любит делать наедине.
Это просто невозможно.
Подозреваю, что он предпочел бы продолжать это годами, вместо того чтобы наконец быть честным с самим собой. Не то чтобы меня это волновало. Как только закончу колледж, я вернусь к своей жизни в Нью-Йорке, а он снова станет чопорным лондонским мальчиком.
— Какое совпадение, — говорит Глин, когда наконец отрывается от Килла.
Он постукивает
— Ты действительно думаешь, что это совпадение? Похоже, мне еще многому нужно тебя научить, малышка.
Килл. Ты чертов гений.
Значит, он знал, что она была в этой кофейне с Брэном все это время, поэтому и настоял на том, чтобы мы выпили кофе здесь.
Приятно знать, что у меня есть успешный кузен-сталкер. Кто-то может сказать, что это семейное, поскольку я почти уверен, что на днях поймал Гарета, преследующего Мерседес, и он использовал для этого одну из машин телохранителей.
Но что не очень приятно, так это то, что он также говорит «малыш». Не мог выбрать другое прозвище?
Я украдкой бросаю взгляд на Брэна, а он занят тем, что смотрит на свой кофе, словно в поисках ответа на вопросы гребаной вселенной. Черный, без сахара, как его душа.
Он переплетает пальцы, позволяя им лечь на колени, и я кладу руку на свое бедро, рядом с его, и придвигаюсь ближе, кайфуя от исходящего от него тепла.
Трахните меня. Он опьяняет.
Я просто не могу существовать рядом с ним и не позволять себе прикасаться к нему.
Это пытка.
— Как дела, Нико? — спрашивает меня Глин с легкой ухмылкой.
Иногда ее трудно воспринимать как сестру Брэна. Хотя они и выглядят как брат и сестра, она более беззаботна, чем он когда-либо будет. Она ведет себя спонтанно, в то время как он просчитывает каждый свой шаг. Каждое слово. Каждое действие. Как психопат.
За исключением тех случаев, когда мое тело разговаривает с его, конечно же. Вот тогда-то я и получаю нераскрытую версию своего цветка лотоса.
— Николай, — говорит Киллиан. — Его зовут Николай.
— Но мне нравится Нико, — говорю я с улыбкой.
Надо отдать Брэну должное, он делает вид, будто я ни сказал ни слова, продолжая потягивать свой кофе. Однако я вижу, как подергивается его рука на бедре.
— Правда? — говорит Глин. — Гораздо проще называть его Нико, а не Николаем. Не ревнуй, Килл.
— Да, не ревнуй, кузен. Мы с Глин друзья, верно?
— Ага, — она ухмыляется, и я подмигиваю ей.
Клянусь, я краем глаза замечаю, как Брэн пристально смотрит на меня, но когда я смотрю на него в ответ, он возвращает свой взгляд к кофе.
— Осторожно, Нико, — угрожает Килл с притворным спокойствием. — Ты сам роешь себе могилу.
— Позвольте мне поискать в каком месте, мне не плевать на это, — я делаю вид, что проверяю карманы, а потом достаю два средних пальца. — О, вот, держи.
Глин разражается хохотом, Киллиана это ничуть не веселит, а Брэн все еще зависает в своем телефоне.
Господи. Его умственная игра по игнорированию очень сильна.
— Так чем вы здесь занимались до того, как мы вас прервали? — спрашиваю я Глин.