Бог злости
Шрифт:
Глава десятая. Киллиан
Глиндон выглядит так, будто у нее начался инсульт.
Если бы на ее месте был кто-то другой, то с уверенностью на девяносто девять процентов заявляю, что забил бы на эту ситуацию и перешел бы к другим насущным проблемам.
Например, к моему члену. Я вновь чуть не перешел черту в импульсивном порыве. Ощущение более
И причина моего возбуждения не что иное, как ее оргазм.
Мне не доставляет удовольствия отдавать. И я не даю. Я трахаюсь. Очень часто разрядка становится финалом. Или раньше так и было, пока все это не превратилось в монотонную, лишенную удовольствия рутину. Мои бывшие партнерши по траху знают, что я не отвечаю взаимностью, но они все равно умоляют отсосать мне.
Как убежденный любитель не дарить ласку, единственной причиной, по которой я засунул свои пальцы в киску Глиндон, было доминирование – ни больше ни меньше. Я не собирался позволять ей кончить и хотел лишь довести ее до грани. Оставить в подвешенном состоянии, чтобы она умоляла о разрядке, но так и не получила ее.
Но затем случилось кое-что интересное.
Я нащупал пальцами ее девственную плеву.
Мне плевать на девственниц. С ними много хлопот, неприятно и обычно не очень трахаться, поэтому я еще трахаюсь до и после, чтобы получить свою дозу физического удовлетворения.
Так почему, блядь, перед глазами кровь, которую я размажу по бедрам Глиндон, когда буду рвать ее киску?
– Я… я не знаю, о чем ты говоришь. – Ее лицо, шея и уши краснеют. Сразу вспоминаю кровь, которую получу от нее.
Даже ее губы стали краснее, горячее, и, может, стоит пустить из них кровь? Узнать, что скрывается за этим сильным пульсом, за мягкой красотой и полупрозрачной кожей? Наверняка красный цвет обратит ее в шедевр.
Может, сейчас?
Я снова сосредотачиваюсь на дороге.
Подавить.
Подавить.
Я повторяю эти слова в голове в миллионный раз за сегодняшний вечер, потому что, черт возьми, клянусь, эта, казалось бы, нормальная, невинная, чертовски скучная девушка, в конце концов, может оказаться интересной и сумасбродной.
Она все еще невинна.
И я разорву эту невинность, порву и буду купаться в ее крови. Она станет моим новым шедевром.
– Мы говорим о твоей неповрежденной девственной плеве, малыш. Разве девственницы в девятнадцать лет – это не Средневековье? Хотя нет, даже тогда девушки рожали детей в четырнадцать, так что ты – редкий вид.
Она бросает на меня убийственный взгляд – обычное выражение лица, когда она рядом со мной, не считая раздражения и потери дара речи.
Последнее – мое любимое. Ее рот приоткрывается, и я начинаю думать о том, как могу просунуть свои пальцы между ее губами.
– Ты закончил?
– Рад, что ты спросила.
Она смотрит в окно, надувшись.
– Не твое дело.
– Что я говорил о хамстве? Мне что, лишить тебя девственности на дороге, как животное? И тогда ты ответишь на мой вопрос? Пока будешь кричать, плакать и истекать кровью?
Глиндон резко поворачивается в мою сторону. Несмотря на попытки замаскировать свой страх, неестественный блеск в больших глазах выдает ее. Их зеленый цвет становится более светлым, испуганным, хаотичным. И как же дрожит ее нижняя губа, которую так и хочется укусить.
– Пошел ты.
– Поскольку ты чуть-чуть ханжа, такие грязные слова из такого сладкого рта действительно возбуждают, так что если ты не желаешь отсосать мой член, я бы посоветовал тебе помолчать.
– Ого. Вот это да. Ты действительно использовал слова «не желаешь».
– Может казаться наоборот, но я могу быть хорошим парнем.
Она фыркает, и чаще всего другие люди воспринимают такое поведение весьма спокойно. Но с ней? Хочу поцеловать этот рот, пировать там языком и разорвать губы зубами.
И, дамы и господа, я впервые думаю о том, чтобы поцеловать кого-то до того, как трахнуть.
Поцелуи бессмысленны, и я вообще не люблю это занятие. Так почему же мои пальцы дрожат, почему хочется обхватить ее горло, пока я буду пожирать ее рот?
– Ты плохой парень, Киллиан. Ты – худший человек, который когда-либо существовал. Держу пари, ты даже не знаешь, что означает слово «добровольно», а может, и знаешь, но тебе просто все равно.
– Именно.
Она смотрит на меня с любопытством. Глиндон думает, что я ей не интересен, но иногда она смотрит так, как будто хочет заглянуть в мою душу.
Впервые, кто-то заглянул за внешний фасад и понял, что таится глубоко внутри меня. Может быть, она уже знает, что меня невозможно сдержать.
Или она уже видела моих демонов.
И, несмотря на страх, ей все равно интересно.
– Ты часто занимаешься подобным? Похищаешь девушек?
– Ты сама согласилась, так что это не похищение.
– Тогда позволь мне перефразировать. Ты выслеживаешь и преследуешь девушек, манипулируешь ими, чтобы они согласились уезжать с тобой, но это совершенно не похищение?
Едва сдерживаю улыбку. Ее сарказм восхитителен. Раздражает, но все равно восхитителен.
– Ты первая, малыш.
– А как же то, что случилось на утесе?
– И здесь ты первая.
– Даже не знаю, чувствовать себя польщенной или испугаться.
– Пусть будет первый вариант. Как я уже сказал, ты можешь наслаждаться происходящим, а не бояться меня.
Глиндон тяжело вздыхает.
– Почему только со мной?
– Остальные не будут злиться и постоянно сопротивляться. Обычно все умоляют о моем внимании.