Богач, бедняк (Часть 3 и 4)

Шоу Ирвин

Теперь Томас уверенно стоял за штурвалом яхты, и только когда они входили в бухту, где было тесно от множества судов и к тому же дул сильный ветер, он, чтобы зря не рисковать, передал управление Дуайеру. Сейчас он развернул яхту к выходу из гавани, не увеличивая скорость до предела. Взяв курс на Антибский мыс, миновал рыбаков с удочками в руках, сидевших на краю дамбы, и ограничительный буй. За ним он сразу увеличил скорость, оставляя за спиной возвышающуюся над морем крепость "Vieux Carrе". Он внимательно следил за приборами и с облегчением отметил, что один из двигателей больше не перегревается. Молодец, старина Пинки! За эту зиму он сэкономил им, по крайней мере,

тысячу долларов. Судно, на котором он плавал,-- "Вега", было новеньким и настолько отлаженным, что после возвращения на стоянку в бухту ему не требовалось никакого ремонта. Пинки там явно скучал без работы и поэтому всегда с удовольствием хлопотал в тесном, жарком машинном отделении "Клотильды".

У Кимболла, этого жилистого англичанина, никогда не загорало его веснушчатое лицо, только постоянно краснело от летней жары. У него была проблема с выпивкой, он и сам признавал свое пристрастие. Стоило ему выпить, как он становился драчливым, начинал приставать ко всем посетителям в баре. Он постоянно ссорился с владельцами судов и редко оставался на одной яхте больше года, но умел хорошо работать и ему ничего не стоило быстро найти себе новое место. Он работал только на очень больших яхтах, чтобы не тратить зря свое искусство по мелочам. Он вырос в Плимуте и всю жизнь был связан с морем. Пинки был просто поражен тем, что такой человек, как Томас, сумел сделаться настоящим судовладельцем и стать хозяином такой яхты, как "Клотильда", и поэтому старался из дружбы с ним выжать максимум для себя.

– - Эти янки,-- говорил он, покачивая головой,-- чертовски способные люди, черт их подери, недаром они захватили весь мир.

Они сразу подружились с Томасом, всегда приветствовали друг друга при встрече на пристани, угощали друг друга выпивкой в маленьком баре у самого входа в бухту. Кимболл без труда догадался, что Томас бывший боксер, и Томас рассказал ему о некоторых своих матчах, как ему порой приходилось туго, о своей победе в Лондоне, о своих двух плаваниях и даже о своей последней драке с Куэйлсом в отеле Лас-Вегаса, и это особенно пришлось по душе воинственному Кимболлу. Он, правда, ничего не рассказал ему о Фальконетти, и Дуайер знал, что ему тоже лучше об этом не распространяться.

– - Боже, Томми,-- восхищенно говорил Кимболл,-- если бы только я умел так драться, как ты, то я очистил бы от подонков все бары от Гиба до Пирея.

– - И в ходе такой очистки получил бы нож между ребер,-- охладил его пыл Томас.

– - Ты прав, конечно,-- согласился Кимболл.-- Но согласись, что прежде получил бы колоссальное удовольствие!

Когда он сильно напивался и видел перед собой Тома, то громко стучал кулаком по стойке бара и орал:

– - Видите этого парня? Если бы только он не был мне другом, я бы законопатил его в палубу, а он мой друг!
– - И сразу же нежно обнимал Тома своей татуированной рукой.

Их дружба была крепко сцементирована однажды вечером в Ницце. Дуайер с Томасом случайно забрели в один бар. Там они увидели Кимболла. Перед ним у стойки образовалось небольшое пространство, и Кимболл, как всегда, громко "выступал" перед группой посетителей, в которой они заметили несколько французских матросов и трех-четырех молодых людей, крикливо одетых и с угрожающими физиономиями. Томас сразу распознавал таких и старался держаться от них подальше. Это в основном были мелкие хулиганы, рэкетиры, выполняющие по всему побережью различные мелкие поручения своих главарей банд со штаб-квартирами в Марселе. Инстинктивно он чувствовал, что все они вооружены, если у них и нет пистолетов, то ножи есть уж наверняка.

Пинки

говорил на таком языке, который Том не мог понять, но по его агрессивному тону и мрачному выражению на физиономиях постоянных клиентов этого бара он мог легко догадаться, что Кимболл поливает их всех отборными оскорблениями.

Кимболл, когда напивался, оскорблял французов. Если напивался в Италии, то оскорблял итальянцев. Если дело происходило в Испании, то оскорблял испанцев. К тому же при этом он забывал подчас про тот очевидный факт, что он один и что явный перевес на стороне его противников, часто в соотношении один к пяти. Но это его отнюдь не сдерживало, только подзадоривало к еще более скандальным приступам насквозь пропитанного презрением красноречия.

– - Его сегодня прикончат, прямо здесь, в баре,-- прошептал ему Дуайер, понимая большую часть тех выражений, которые употреблял вошедший в раж Кимболл.-- И нас заодно, если выяснится, что мы -- его приятели.

Томас, крепко сжав руку Дуайера, потащил его за собой к Кимболлу, поближе к стойке.

– - Привет, Пинки,-- весело сказал он.

Пинки резко повернулся, готовый к схватке с новыми врагами.

– - Ах, это вы,-- с облегчением произнес он.-- Как я рад, что вы здесь. А я тут высказываю кое-какие истины этим сутенерам для их же блага.

– - Кончай базарить, Пинки,-- строго сказал Томас. Потом бросил Дуайеру: -- Я сейчас скажу пару слов этим джентльменам. Переведи им. Но ясно и понятно, только максимально вежливо.-- Он сердечно улыбнулся посетителям в баре, которые начинали выстраиваться зловещим полукругом вокруг них.-- Как видите, джентльмены, этот англичанин -- мой друг.-- Он подождал, покуда Дуайер нервно переведет его обращение. Но на их недоброжелательных физиономиях не произошло никакой перемены -- все то же мрачное выражение.-К тому же он пьян,-- продолжал Томас.-- Вполне естественно, никому не понравится, если его друга обидят, пьяного или трезвого. Я сейчас попытаюсь его урезонить, попросить, чтобы он больше не произносил перед вами оскорбительных речей, но сегодня, даже если он что-то скажет, я предупреждаю, никакой расправы не будет... Считайте, что сегодня я вроде полицейского в этом баре и я несу ответственность за поддержание здесь мирной обстановки. Пожалуйста, переведи все это поточнее,-- сказал он Дуайеру.

Тот, заикаясь, переводил, а Пинки, поняв в чем дело, с отвращением громко произнес:

– - Дерьмо, ребята, я вижу, вы опускаете флаг!

– - А сейчас,-- продолжал Томас,-- я вас всех угощаю. Бармен!
– - Он улыбался, но чувствовал, как у него напряглись все мышцы, как сжались кулаки, и он был готов в любую секунду броситься на самого крупного из них -- корсиканца с тяжелой челюстью, в черной кожаной куртке.

Французы неуверенно переглядывались. Они, конечно, пришли в бар не для драки, и, поворчав немного, все же стали по одному подходить к стойке за выпивкой, которую им поставил щедрый Томас.

– - Тоже мне боксер,-- презрительно фыркнул Пинки.-- У вас, у янки, каждый божий день -- это день перемирия.

Но все же он не стал упираться и минут через десять дал увести себя из бара. На следующий день он пришел на "Клотильду" с бутылкой анисового ликера и, протягивая Томасу бутылку, сказал:

– - Спасибо тебе, Томми. Они наверняка бы проломили мне голову, если бы только не вы. Просто не знаю, что со мной происходит, стоит пропустить лишь несколько стаканчиков. И самое главное, я никогда не побеждаю в драках, весь покрыт шрамами от головы до пят -- вот расплата за кураж.-- Он добродушно засмеялся.