Богатырщина. Русские былины в пересказе Ильи Бояшова
Шрифт:
Спросил Алёша Попович странника:
– Отчего же ты, сильное могучее Николище, не справился с проклятым Тугарином?
Отвечал калика:
– Не подобраться к Тугарину ни с шелепугой, ни с палицей, ни с тридцатипудовой палочкой – есть у него разрывчатый лук, стреляет тот лук калёной стрелой за три версты.
Недолго Алёша раздумывал:
– Вот что, Николище, мы с тобою поделаем: дай-ка ты мне своё каличье платье, лапотки свои семи шелков, шубу свою соболиную долгополую, шляпу сорочинскую греческой земли и подавай мне свою тридцатипудовую
Надевал Николище на себя богатырское платье, а своё отдал Поповичу. Нарядился Алёша каликой, подхватил каличью тридцатипудовую палочку – только его и видели.
По дороге к Киеву повстречал Алёша Попович Тугарина. Сидит Тугарин на лютом коне – из хайлища у того коня пламя пышет, из ушей дым столбом стоит. Лежит на коленях Тугарина разрывчатый лук. Заревел Тугарин Змеевич так, что вздрогнула вековая дубравушка, окликнул он странника зычным голосом за три версты:
– Эй, калика перехожий, не встречал ли ты молодого Алёшу Поповича? Я бы его, Алёшу, словно курёнка малого, копьём заколол, огнём бы опалил.
Попович в ответ просит:
– Подъезжай-ка поближе, стар я, не слышу, что говоришь.
Поближе подъехал Змеевич:
– Эй ты, перехожий калика, не попадался ли тебе навстречу молодой Алёша Попович? Я бы с него, как с овцы, шубу содрал да на себя бы её и напялил.
Дубрава от его голоса вся полегла.
Алёша же просит Тугарина:
– Подъезжай ещё ближе. Совсем плохо стал я слышать.
Совсем близко подъехал Тугарин и уж так крикнул Поповичу, что и лежащие дубы трухою порассыпались:
– Не видел ли ты, калика, где молодого Алёшу? Я бы его с потрохами съел, словно несмышлёного козлёнка, и сахарных косточек его не оставил бы…
Изловчился тут Попович, подхватил тридцатипудовую каличью палочку, ударил ею по нечестивцу – Тугарин с коня и повалился. Вскочил ему Алёша на чёрную грудь. Испугался Тугарин Змеевич:
– Не ты ли, калика, тот Алёша? Если так, давай с тобой побратаемся – вместе будем править в Киеве.
Однако Попович его не слушает: выхватил он из-под каличьей одежды припрятанный нож – только и покатилась по сырой земле голова Тугарина.
Надел затем на себя Алёша все тугаринские платья, прихватил с собою его разрывчатый лук, вскочил на его коня и обратно отправился. Как увидали могучее Николище с Екимом Ивановичем, что Тугарин к ним направляется, перепугались, сели на добрых коней и повернули к Ростову. Однако вскоре понял Еким Иванович: вот-вот настигнет их Тугарин. Выдернул он боевую палицу в сорок пудов и бросил назад себя. Угодила палица в Алёшу, сшибла наездничка с черкесского седла. Упал Попович на сырую землю бездыханным. А Еким-то Иванович не мешкался: соскочив с коня, сел ему на белую грудь, хочет её ножом пороть. И совсем бы пропал Алёша, да вот только увидел Еким на белой груди золотой крест. Понял он, кто перед ним, заплакал и говорит калике:
– По грехам моим надо мною, Екимом, учинилося.
Отвечает могучее сильное Николище:
– Не плачь до того, как домовину перед тобой не пронесут.
Достал калика из котомки медвяное питьецо, поднёс к Алёшиным бездыханным губам. Как с первого глоточка сделались у молодца живы губы, со второго – лицо зарумянилось, а с третьего – он и глаза открыл.
Говорил Николище Алёше:
– Ты играй, сын попа ростовского, да не заигрывайся. Хитри, Алёша, да не захитривайся.
Поменялись они с каликой платьями: вновь надевал Николище лапоточки семи цветов, брал в руки тридцатипудовую палочку, Алёша же – своё богатырское платье. А платье Тугарина Змеевича разорвали они на клочки и выбросили.
Попрощались Еким Иванович и Алёша Попович с перехожим каликой и поехали в Киев. Прибыли молодцы на княжий двор, привязали коней к дубовым столбам, поднялись в светлые княжьи горенки, помолились Спасову образу, на все четыре стороны кланялись, били челом самому князю Владимиру и его княгине Апраксии.
Спросил ласковый князь:
– Откуда вы, добры молодцы, и как вас по имени кличут? По имени-то вам можно место дать, а по отчеству – можно и пожаловать.
Говорит один гость:
– Мы из Ростова-города. Сам я Алёша, сын Федора – старого соборного попа. Оттого и кличут меня Поповичем.
Другой гость говорит:
– Зовусь я Екимом Ивановичем. Отец мой – простой мужик.
Владимир-князь распоряжается:
– Садись, Алёша Попович, по отчеству в передний уголок, в большое богатырское место, на дубовую скамью напротив меня. А ты, Еким Иванович, по отчеству садись в задний уголок на палатный брус.
Алёша отвечает:
– Сяду я, князь, не на дубовую скамью, а на палатный брус со своим товарищем.
Сели Алёша с Екимом в задний уголок на палатный брус, стали угощаться яствами, пить зелено вино из полных чар. Здесь половицы затрещали, пол зашатался, стены наклонились, крыша прогнулась. Все лавки в горнице попадали, все столы скособочились. Заходит на пир сам Тугарин Змеевич – отросла у поганого новая голова. Тугарин на Алёшу Поповича поглядывает, в усы себе дует, посмеивается.
Делать князю нечего: сажает князь гостя на большое место, в передний уголок на дубовую скамью – туда, где должен был Попович сидеть. А Тугарин большего требует:
– Подле меня посадите княгиню Апраксию!
Посадили подле него княгиню Апраксию Дмитриевну, поднесли ему яства сахарные и медвяные питья. Тугарин по целой монастырской ковриге за щеку мечет, а как пьёт – так по целой чаше питья отхлёстывает. Он на княгиню гоголем посматривает, жмёт её белую ручку, шепчет ей ласково:
– Бросай своего старого князя, выходи за меня, за молодого Тугарина Змеевича.
Княгиня от его ухаживаний зарделась, она его словам обрадовалась: заглядывается на Тугарина Змеевича, сама ему яства подкладывает, сама вина подливает.