Богдан Хмельницкий

Костомаров Николай Иванович

политическому положению иметь много врагов. Совершенно неправдоподобно, чтоб

Хмельницкий согласился отдать дочь за какого-то польского шляхтича, да притом, нам

известно, что в последние годы его жизни две его дочери,—а больше у него дочерей не

было,—были уже в замужестве, одна—Катерина за Данилом Выговским, другая—

Елена за Иваном Нечаем. Гораздо вероятнее, что медленно убивающий яд,

низводивший Богдана в могилу, принесен был ему не из

Польши, а из Москвы; то была

московская политика, ломавшая все его широкие планы уничтожения Речи-

Носполитой, единения и возрастания Руси, ломавшая их в такое время, когда они

скорее, чем когда-нибудь, могли осуществиться. Хмельницкий прозревал в даль

времен, как показывают его многие речи. Он видел, что Москва более, чем все другие

соседи, испортит начатое им дело и оставит русский народ надолго под игом

католичества и панства. Кроме того* грубое обращение московских людей с

малоруссами, на которое отовсюду приносились ему жалобы, недоверие к нему

начальных московских людей, недопущение украинских коммиссаров к совещаниям

между Польшею и Москвою о судьбе русского народа, неудовольствия против Москвы.

митрополита и значительного православного духовенства,—все показывало ему, что

соединение Южной Руси с Московским Государством не может совершиться без

раздоров и потрясений. Все это расстроивало гетмана. Ему было за шестьдесят лет;

много в жизни* у него было ударов, но виленский договор со всеми соединенными с

ним обстоятельствами был самый гибельный удар для Хмельницкого.

Чувствуя, что ему не долго жить, больной старик увлекся любовью к своему сыну;

ему хотелось, чтоб козаки выбрали его гетманом после него. Он собрал раду из

полковников, сотников и выборных Козаков. Это было в мае. Украинский летописец

показывает днем её отправления 6-е августа; но это несправедливо: из дел московского

малороссийского приказа, писанных в апреле, видно, что Хмельницкий думал об этой

раде, а из писанных в июне видно, что она тогда уже совершилась. Рада эта сделалась в

народе памятным событием и перешла в народную думу.

При стечении Козаков Хмельницкий говорил:

«Братья! еслиб я должен был говорить к незнающим наших плачевных

обстоятельств, хо у меня недостало бы ни времени, ни слов и здоровья. Но вам я

считаю излишним рассказывать то, что вы сами знаете: известно вам, братья, столько

же, сколько и мне, какие страшные угнетения, гонения, разорения, поругания,

елседневные мучения терпел под игом поляков злосчастный народ русский, и как

страдала мать

наша, православная восточная церковь; лишенная своего богослужения,

угнетаемая латинством, стонала она в молчании! Наконец, посетил нас Бог свыше

милостию благодати своей и подал нам руку помощи, как древле Израилю в Египте; и

возвращено прежнее благочиние церкви нашей, и освободился от тяжкого и

постыдного рабства народ русский. Известно вам и то, с какими трудами, потеряли,

бедствиями и кровопролитиями совершилось это избавление православной церкви и

отечества от ига ляхского. Воле Божией то было угодно, чтоб это совершилось

мужеством вашнм, совоинственники милые, козаки-рыцари, и под моим

предводительством. Десять лет я посвящал себя отечеству, не щадя ни здоровья, ни

622

жизни; но теперь, по воле Создателя моего, старость и болезни одолели меня;

изнемогают члены тела моего, схожу в могилу, братья, и оставляю вас на произвол

судьбы! Благодарю вас, господа честные и братия возлюбленные, за ту честь, которую

вы оказали мне избранием в гетманы. Благодарю за доверенность ко мне, благодарю за

непоколебимую верность и искреннее послушание. Благодарю вас за храбрость,

оказанную вами в тридцати четырех сражениях с поляками, венграми, волохами,

татарами, а более всего благодарю вас за то согласие и единодушие, с которым вы

подвизались в трудах и переносили бедствия. Вот булава, бунчук, знамена, все

клейноты, означающие власть мою. Изберите себе гетманом кого угодно. Женя же,

милые братья, простите по-христиански, если я, по немощи человеческой, кого-нибудь

огорчил или против кого-нибудь изъ'вас погрешилъ».

Гетман поклонился собранию и залился слезами. Козаки не отвечали ничего и

только плакали. Хмельницкий, отдохнув, снова говорил к товарищам;

«Бог знает, братья, чье это несчастие, что не дал мне Господь окончить этой войны

так, как бы хотелось: во-первых, утвердить навеки независимость и вольность вашу;

во-вторых, освободить также Волынь, Покутье, Подоль и Полесье, и так избавить

оружием нашим от ига польского народ русский благочестивый, принуждаемый к унии,

— словом, все земли, которыми владели великие русские князья наследственно,

преклонить под высокую руку всероссийского монарха. Богу иначе было угодно. Не

успел я окончить своего дела, умираю с величайшим прискорбием; но не знаю, чтб

будет после меня. Прошу вас, братья, пока я жив, изберите себе, при моих глазах,