Богдан Хмельницкий
Шрифт:
от них благодарность, сказали:
«Наказано нам с тобмо, гетманом, говорить о государских делах, а тебе тех
государских дел от нас выслушать».
«Мне невозможно слушать теперь государских дел,— сказал гетман,— скорбь меня
постигла великая; сами видите: пусть войсковой писарь Иван Выговекий выслушает
великия дела его царского величества».
«Мы, — отвечал Бутурлин, — присланы по указу великого государя к тебе гетману,
и наказано нам говорить
«Я никак не могу в моей болезни говорить и ответ давать о государских делах, —
сказал гетман;—да чтобы вы и мне говорили, то не будет утаено от писаря».
Бутурлин отвечал: «Не пригоже тебе, Богдан, отговариваться никакими замыслами;
надобно слушать указ и повеление великого государя без всякого прекословия».
«Указа и повеления государя слушать я повинен, да за скорбию говорить мне нельзя
о государских делах. Вот как Бог даст от болезни станет легче—я дам тогда знать».
Он приказал писарю просить гостей сесть за стол обедать.
Послы сказали:
«По милости царского величества приготовлены у нас обеды на господе; мы будем
есть у себя».
Гетман сказал им:
«Все посланные по милости царского величества в моем доме едали и за
многолетнее государево здоровье чаши пивали. Учините и вы также, чтоб мне не
сомнительно было при моей скорби. А если не сделаете так, то мне будет видеться, как
бы от его царского величества ко мне немилость». Послы согласились. Столы накрыли
близ постели гетмана. С гостьми села жена Хмельницкого, дочь его Катерина
Выговская, писарь и асаул.
В половине обеда гетман привстал, приказал себя поддерживать, велел подать
серебряный кубок с венгерским и проговорил желание здравия царю, царице, царевичу,
царевнам, милостивому заступнику и ходатаю Никону, назвавши его архиепископом,
всему освященному собору, боярам, думным людям, христолюбивому воинству и всем
православным христианам. Он изъявил желание, чтобы Господь Бог покорил под ноги
великого государя не только иноверцев, еретиков, но и самого поганина, бусурмана,
туркского салтана.
В изнеможении он упал на постель и уже более в этот день не подымался.
На другой день посланники царские потребовали через писаря, чтоб гетман их
выслушал. Напрасно писарь говорил, что гетман, по крайней болезни, никак не может
слушать и отвечать. Послы твердили, что они присланы от своего государя наскоро.
Писарь ходил два раза к гетману и приносил одинъ
625
и тот же ответ, что гетман не может слушать н отвечать, но пригласит их, как только
ему легче станет.
Тогда
верность и спрашивали: зачем Хмельницкий сносится со шведами, Ракочи и
господарями, и о чем ссылаются?
Писарь глянул на образ Спасителя, перекрестился и уверял, что ни в гетмане, ни в
войске запорожском нет шатости, но как стали говорить будто царь отдает Украину
Польше, а поляки стали подсылать к турецкому султану, крымскому хану, венгерскому
королю и шведскому, чтоб они вместе с ними разоряли Козаков, так гетман посылал к
соседним государям, чтоб им быть с войском запорожским в братской дружбе.— «Это
все,— говорил писарь,—делалось не для чего иного, только на славу и честь и хвалу
великого государя. А полковник Антон ходил с войском на поляков не для того, чтоб
Ракочи быть на польском престоле, а для того, чтоб общие неприятели поляки не
воевали подданных его царского величества».
«Великое подивление нам, — сказали послы, — что у гетмана ссылки и соединение
и доброхотение с царскими неприятелями и без воли и повеленья царского чинится
неприятелям его царского величества вспоможенье».
Потом послы объяснились о том же с писарем и сыном Хмельницкого вместе, и
говорили им речь по наказу. Вспоминая прежния страдания православной веры, послы
сказали: «а как Корона Польская вкупе с Великим Княжеством Литовским будут в
подданстве у царского величества, тогда вера благочестивая будет множиться, и то
будет на хвалу всемилостивому Богу, а вам на вечную и непосмертную славу». Здесь-то
и заключалась разница взглядов, какие имели на тогдашния обстоятельства в Москве и
в Украине. В Москве думали, что обеспечение православной веры и независимость
русского народа может быть достигнута мирными способами; в Украине находили в
тех же способах величайшее препятствие общей цели.
Между прочим, послы, излагая, по обычаю, предыдущую историю сношений,
сказали, что Самойло Богданович и Тетеря, бывши послами от войска запорожского в
Москве, по присоединении Малой России, договорились, чтобы московские воеводы
были в городах: Чернигове, Переяславле и Нежине.
9-го июня москвичей позвали к Хмельницкому. Бутурлин говорил ему так:
«Обещались вы в святой Божьей церкви по непорочной Христовой евангельской
заповеди перед святым евангелием служить и быть в подданстве у великого государя во
всей его воле и послушаньи, добра хотеть и искать лучшего, а по нынешнему вашем|