Боги и влюбленные
Шрифт:
— В Риме мы кое-что слышали.
— Все правда, дорогой.
— А ты чем здесь занимаешься?
— Как бы ты меня назвал? Мажордом? Мастер церемоний? Агент по найму? Похититель?
— Похититель?
— Тиберий знаменит тем, что похищает привлекательных юношей или девушек, на которых положит глаз. В основном, конечно, юношей. Поначалу я был просто одним из спинтриев.
— Одним из кого?
— Это нечто вроде проституток. Но я предпочитаю думать о них как об актерах. Когда я впервые сюда прибыл, этой работой занимался другой,
— Столкнув с утеса?
— А он перерезал горло своему предшественнику! Но ты даже не думай, Ликиск.
Я заверил его, что и не собираюсь, следя за торговым судном, идущим под всеми парусами в Рим и думая, вел ли здесь когда-нибудь свой корабль Сабин.
Нерей сказал:
— Ну что, идем дальше?
Мой дом был одним из двенадцати, что окружали виллу Цезаря. Деревянное строение, выкрашенное в белый и красный цвета, заливали лучи солнца; перед входом располагались красивые клумбы. Единственную комнату щедро украшали изображения Приапа. Стена над большой кроватью была расписана фресками, на которых несколько юношей занимались всем, что связано с этим богом. Там же стояла пара позолоченных кресел и небольшой квадратный стол для еды. Тяжелые ножки мебели были вырезаны в форме фаллосов.
Я застыл в проходе, осматривая свой новый дом, а Нерей с улыбкой наблюдал за мной.
— Нравится?
— Потрясающе!
— Как тебе фреска?
Глядя на огромную картину со страстными юношами, пребывавшими в восторге от своего времяпрепровождения, я сказал:
— Такие произведения искусства тоже должны быть.
Это казалось наиболее безопасным ответом, однако с моей точки зрения подобные картины были необязательны.
— Здесь каждый дом посвящен определенной теме. А картины и украшения ее иллюстрируют.
— Кровать удобная, — заметил я.
Нерей рассмеялся.
— Думаю, ты больше времени проведешь в кровати Цезаря.
— Когда я его увижу?
— Когда он будет готов.
— А пока что я высплюсь, — проговорил я, падая в постель.
XIII
Когда меня призвал Цезарь, солнце уже клонилось к закату. Меня разбудил стук в дверь. Еще сонный, я открыл ее и увидел молодого человека впечатляющей красоты: золотистые волосы, как у меня, лицо идеальной симметрии. На юноше не было ничего, кроме наброшенного на плечи алого плаща.
— Меня зовут Дионис, — сказал он с улыбкой. — Я пришел, чтобы отвести тебя к Цезарю.
На самом деле мальчика звали не Дионис, а Витурий; он рассказал мне об этом, пока мы шли по гравиевой дорожке к вилле. Именем бога прозвал его сам Цезарь. Общительный и дружелюбный Витурий объяснил, что сюда его продал отец. Отец ненавидел своего внебрачного ребенка. Они жили сразу через пролив, в Кампании, и в один из своих редких визитов на материк Цезарь заметил мальчика. На Капри много таких, как он, объяснил Витурий.
— Здесь есть и девушки, но в основном юноши. Ты, наверное, слышал, почему Цезарь уединился на Капри? — спросил он, пока мы неторопливо приближались к вилле. Я ответил, что слышал самые разные неправдоподобные
(Я слышал возмутительные истории: Цезарь учит маленьких мальчиков следовать за ним, когда он отправляется купаться, и те должны на ходу лизать и сосать его; он отбирает детей от материнской груди; в лесах и на полянах юноши и девушки изображают Пана и нимф, внезапно появляясь и развлекая его, пока он прогуливается!)
— Правда, правда, все это правда, — сказал Витурий, утвердительно кивая.
Поймав его за руку и остановившись в нескольких шагах от виллы, я спросил:
— А ты? Что делаешь ты?
Он усмехнулся.
— Каковы мои обязанности? Они разные, — Витурий тронулся дальше. — Этим вечером в мои обязанности входишь ты: мне надо привести тебя к Цезарю, развлечь и быть рядом…
Я проворчал:
— Ты меня охраняешь?
Он покачал курчавой головой и засмеялся.
— Нет, не совсем. Я, вероятно, должен притвориться, что соблазняю тебя, а потом займусь с тобой любовью, пока Цезарь будет смотреть. Старик любит смотреть, как другие делают то, к чему сам он теперь редко способен. — Хихикнув и взяв меня за руку, пока мы поднимались по ступенькам, Витурий прошептал:
— Могущественный Цезарь превратился в подглядывающего.
От вида Тиберия меня затошнило. Он восседал в конце длинной комнаты, в белом кресле с алой подушкой, и больше не был похож на того пожилого, но крепкого мужчину, который провел со мной ночь в Риме. Он превратился в невероятно отталкивающего типа с бледной, почти прозрачной кожей и узкими плечами; его спина согнулась, руки постоянно дрожали. Некогда живые и острые глаза утопали в глубоких ямах по обе стороны от узкого носа, из которого вырывалось свистящее дыхание. Он не узнавал меня до тех пор, пока я не приблизился на расстояние вытянутой руки. Кроме мускулистого полуобнаженного охранника, стоящего позади кресла, здесь больше никого не было.
Витурий поклонился до пояса; я сделал то же самое.
— Ликиск здесь, Цезарь, — объявил он. Выпрямившись (я последовал за ним), он ожидал, пока Цезарь заговорит.
Старик зашевелился и махнул Витурию, чтобы тот вышел. Юноша быстро покинул комнату, оставив меня в одиночестве (и в страхе) перед Тиберием.
— Итак, мы снова встретились, Ликиск, — сказал он с улыбкой. — Я хочу, чтобы ты со мной кое-что посмотрел. — Он похлопал себя по ноге. — Сядь здесь.
Я послушно сел Цезарю на колени.
Спустя мгновение огромные двери отворились, и я, раскрыв рот и вытаращив глаза, увидел, как пара обнаженных мужчин толкает к центру комнаты Нерея и Лонгина. Раб и центурион также были обнажены, их запястья и лодыжки сковывали цепи. Они шли, спотыкаясь и глядя на нас с нескрываемым страхом.
— Этим людям было вверено заботиться о тебе, — сказал Цезарь. Доносящийся из-за спины свистящий голос вызвал во мне дрожь, но я был не в состоянии отвести глаз от стоявшей перед нами испуганной пары. — Теперь они узнают, что заслужили своим предательством.