Боги, пиво и дурак
Шрифт:
— Вместо того, чтобы драться, давайте лучше потренируемся, — предложил Рыжий. — Усталое тело прекрасно прочищает сознание.
— Хорошая мысль, — кивнула Майя.
Бобер, покосившись на меня, негромко проговорил:
— Когда-нибудь я тебе это припомню, огрызок!
Я сделал вид, что пропустил его слова мимо ушей и сел в позу медитации.
И в этот раз у нас получилось хорошее марево — как над асфальтом в сорокаградусную жару! А сверху время от времени разгорались световые дорожки, похожие на северное сияние. Красота, да и только!
В общем, тренировались
Потом все отползли с тренировочной площадки на пожрать и отдохнуть, а я, поскуливая от боли в руках, спине и растертых ляжках, сел под дерево ждать Та’ки, как приговоренный ожидает свою смерть.
И она пришла за мной — моя неумолимая зеленая ипостась Азраила.
Та’ки был все еще пьян. Он сначала долго рыгал, икал, облизывался и тер лапой морду, а потом спросил:
— А почему так тихо?..
Я не сразу понял, о чем он. И ответил:
— Вечер же. Вон, сумерки уже опускаются.
— А-аа, — понимающе протянул тот. Он повел своими плюшевыми ушами в сторону школьного корпуса и шумно принюхался, а потом проговорил.
— Нее, внутри тоже тихо. И пусто. Будто все умерли или Ян распустил школу.
— А, ты об этом, — дошло, наконец, до моих уставших мозгов.
И я рассказал нашему мохнатому богу все, что произошло, пока он спал.
Та’ки выслушал меня, не перебивая и время от времени почесывая пузо. А потом зевнул и проговорил:
— В общем, впереди нас всех ждет веселье. И начнется оно завтра…
— Почему завтра? — не понял я.
Медведь зевнул.
— Увидишь. Ладно, раз пошла такая репа, собери в одну связку пятнадцать тренировочных мечей, пробегись вокруг школы и топай спать. Хватит с тебя на сегодня.
Возражать я не стал. Но когда я собрал пять штук этих здоровенных неподъемных дур, то понял — насчет «пробегись» Та’ки погорячился. Взвалив себе на спину адскую ношу из пятнадцати этих кувалд и заливаясь потом, я сделал круг по тропинке вдоль ограды и, спотыкаясь, поплелся к себе в комнату.
Пихнув дверь ногой, я принялся в полутьме шарить по своим богачествам в поисках свежей рубашки и трусов.
И вдруг из угла на меня блеснули два ярких зеленых глаза.
— Ника?.. — изумился я.
Она с кошачьей грацией вынырнула из темного угла и прижалась ко мне, как к родному, хотя после тренировок от меня разило ароматом помойки.
— Эй-эй-эй, ты чего! — попытался я отстраниться от девушки. — Я же грязный, как черт!..
Но крепкие пальчики Ники впились мне в плечи, как когти ее мелкогабаритных хвостатых сородичей, и она еще крепче прильнула ко мне. Шершавый язычок с шуршанием наждачной бумаги лизнул мне шею.
— Я выбрала тебя. Теперь ты — мой хозяин, — услышал я нежный голосок кошкодевочки. — И ты не грязный, а соленый.
Глава 23. Питомец
В первое мгновение я остолбенел.
Ника мгновенно воспользовалась
То, что сейчас происходило, было неправильно — я слишком хорошо помнил, как Ника шарахнулась от меня тогда, на кухне. И то, как нежно она краснела от почесывания за ушком, тоже никак не вязалось с этой рукой на моих штанах. Что изменилось-то?..
Отодрав Нику от себя, я плюхнул ее на постель. Не с каким-то там умыслом, а больше просто некуда было.
Оказавшись на моей кровати, девчушка с кошачьими ушками сначала испуганно сжалась в комок, будто я собирался ее ударить. А потом, словно очнувшись, начала торопливо стаскивать платьице с худеньких плеч.
— Ты медвежьего дурмана, чтоль, объелась? — строго спросил я, нахмурившись. — Что с тобой?..
Девушка опустила голову. Пряди волос упали на худенькие голые плечи, робко и вместе с тем волнующе торчавшие из приспущенного платья. Мягкие кошачьи ушки жалобно поникли.
— Я выбрала тебя своим хозяином, — очень тихо, но четко и уверенно проговорила она. — А значит, теперь я принадлежу тебе.
Ты добрый, ты ласковый. И ты готов защищать меня. Заступаться за меня. Поэтому ты мне нравишься. Поэтому теперь ты можешь пользоваться мной, как хочешь. Хозяин должен быть доволен…
Ника еще ниже опустила голову, и теперь я совсем не видел ее лица.
Вот это, однако, новости.
Я шумно выдохнул, устало присаживаясь рядом с ней на постель.
— Слушай, мне, конечно, все это лестно, и голос твой слышать приятно… Но пользоваться тобой, да еще вот так, я не хочу.
— Не хочешь? — зеленые глаза Ники обиженно сузились. — По-твоему, я некрасивая?
Я улыбнулся и почесал ее за ухом.
— Глупая. Конечно же, ты очень красивая!..
— Но я тебе не нравлюсь? — перебила меня Ника, не моргая глядя в упор.
— Очень нравишься, — честно признался я. — И я готов и впредь заступаться за тебя, быть с тобой добрым и ласковым, и за это ты мне ничего не должна.
Я поправил платье на ее плечах.
— Не должна?.. — эхом переспросила Ника.
— Нет. Я поступаю так не ради твоей благодарности, а исключительно потому, что мне нравится так поступать. Я добр с тобой исключительно ради собственного удовольствия. Ясно?
— Значит, чтобы быть довольным, тебе не обязательно пользоваться мной, как любовницей? — изумленно спросила Ника.
— Совершенно не обязательно, — уверенно подтвердил я.
При этом внутри у меня все гарцевало и пульсировало. Кошкодевочка сидит у меня на постели! Кошкодевочка! Даня, ну нахрена ж ты родился таким правильным? Правильным до тошноты и, сука, нимба над головой.
Святой, ага.
Главное, чтоб она опять руку мне на штаны не положила.
— Значит… я могу быть для тебя просто питомцем? — радостно блеснув глазами, воскликнула она и вдруг снова повисла у меня на шее. — Спасибо, спасибо, спасибо!.. — повторяла она голосом счастливого ребенка.