Боги выбирают сильных
Шрифт:
Поэтому София и Медея покорно взяли свечи и пристроились к толпе.
Их никто не узнал: во-первых, подруги были сами на себя не похожи, во-вторых, никто не вглядывался в лица, здесь все были товарищи, в-третьих, среди товарищей народа никак не могли оказаться высокородная княгиня и новоявленная наместница Илифии. София понимала это и нисколько не боялась быть разоблаченной, Медея тоже понимала — и боялась: ей было ясно, что София пришла на плебейский митинг вовсе не затем, чтобы послушать громозвучного Интелика. А вот зачем
Очутившись среди плебеев, в окружении тысяч зловеще мерцающих свечей и глаз, она испытывала страх.
София, чутко уловившая состояние подруги, неожиданно достала какую-то бумагу и поднесла ее к глазам Медеи. Та с изумлением увидела свое прошение об отставке с должности архонтессы.
— Ты не возражаешь? — с усмешкой спросила София — и спустя мгновение пламя свечи лизнуло бумажный лист.
— Господи… я ничего не понимаю! — прошептала Медея. — Почему ты это делаешь?
— Я всего лишь проверяла тебя, — ответила София. — По-твоему, дочь Юстинов способна шантажировать любимую подругу? Живи и правь спокойно!
«Как я могла усомниться в ней, — пронеслась в мозгу Медеи трепетная мысль, — она выше всех наших предрассудков, она воистину богиня!». И дочь Таминов решила для себя, что не оставит дочь Юстинов одну на этом митинге, что бы ни случилось, чем бы ни кончилась новая дерзкая затея…
На них зашикали — это впереди на каменный помост, служивший ораторской рострой, взгромоздился Андрей Интелик. Раздались шумные хлопки и крики: «Андрей! Скажи нам речь, Андрей! Андрей, мы тебя любим!».
— Андрей, задай Юстинам жару! — громко воскликнула София, и у Медеи застонало под ложечкой…
— Вы тоже не любите Юстинов? — с надеждой спросила ее соседка, женщина, выглядящая старше своих лет, судя по простому домотканому плащу в заплатах, жительница бедной столичной окраины.
— Юстинов ненавижу, — не моргнув глазом, убежденно ответила София. — Скольких сынов и братьев погубили! Доколе нам терпеть их, супостатов?
— Мой младшенький, Глафкос Кифал, погиб в Нарбоннии, зверюги-варвары его поджарили и съели, — прошептала домохозяйка.
София сочувственно покачала головой и участливо спросила:
— Неужто съели, матушка Кифала?
— Ага. Андрюша, светоч наш, про это объяснял на прошлом митинге.
А ты не слушала Андрюшу, дочка?
— Я нынче утром возвратилась, встречала суженого. Мне повезло, благодарение великим аватарам: мой суженый оттуда спасся, из Нарбоннии. А у моей подруги, — София наклонилась к уху плебейки и стрельнула глазами в сторону Медеи, — у моей подруги молодого мужа варвары убили, вот так! Поэтому она такая бледная, оправиться не может. Я силой ее вытащила, пусть тоже слышит нашего народного любимца.
Домохозяйка сжала зубы и процедила:
— Она своих мужчин на бойню не послала. Я б эту стерву, Юстину, своими
— Не загадывайте, матушка…
София хотела еще что-то сказать, но со всех сторон снова зашикали:
Андрей Интелик начал говорить.
— Свободные граждане Богохранимой Амории! Друзья мои! Товарищи!
Голос у Андрея был сильный, звучный, когда он говорил перед народом; что интересно, когда Андрей смеялся, этот замечательный голос сбивался до высокой, почти писклявой ноты, отчего смех казался мальчишеским, глумливым, гаденьким — вот, между прочим, было одно из веских оснований, почему народный любимец предпочитал веселью грозные речи перед взволнованными зрителями.
— Товарищи! — возгласил Андрей Интелик. — Не раз мы собирались здесь, чтобы клеймить позором недругов народа. Мы оставляли наши семьи, мужей и жен, сестер и братьев, отцов и старых матерей, наших детишек малолетних; все, как один, мы выходили и протестовали, мы не жалели сил, моля всевидящих богов… — постепенно голос Андрея съехал почти до шепота, заставляя толпу таить дыхание, вслушиваясь в каждое слово, затем последовала томительная пауза, и вдруг с невероятной силой он воспрянул: — Возрадуемся же, товарищи! Час избавления уж близок! Всеблагий Виктор, отец наш, бог и властелин, услышал упования народа!
Восславим же его, Божественного Виктора!
— Да здравствует Божественный Виктор, отец наш, бог и властелин! — зашумела толпа. — Да здравствует и царствует над нами! Да продлит Пантократор дни его!
Когда верноподданнические восславления стихли, Андрей вновь выдержал паузу и вновь воскликнул громозвучным голосом:
— Товарищи, божественный наш повелитель соизволил удалить правительство Юстинов!..
— Долой Юстинов! Когда же будет им конец?! — прогремел чей-то разгневанный голос, как будто не об этом только что сказал Интелик.
— Великий, милосердный повелитель назначил исполнять обязанности первого министра светлейшего князя и сенатора Корнелия Марцеллина, друга народа, — возгласил Андрей. — Вы спросите меня, товарищи:
«Андрей, имеешь ты причины говорить хорошее об этом человеке?». И я отвечу вам: имею, потому как князь Корнелий Марцеллин — наш друг, радеющий за наше благо!
— Вот уровень его аргументации, — шепнула София Медее. — Корнелий друг народу, потому что он народу друг!
— Корнелий Марцеллин — великий человек, честнейший, справедливейший, мудрейший среди отцов и матерей Сената, — вещал Интелик. — Первый из них он возвышал свой сильный голос за народ, опротестовывал правление Юстинов, поддерживал наше народное движение. Возрадуемся, люди Амории: великий человек пришел по воле милосердного владыки, чтоб мы, трудящиеся массы, почувствовали счастье!
— Корнелий! — закричали в толпе. — Хотим светлейшего Корнелия первым министром!