Богиня парка (сборник)
Шрифт:
При этом тут же обитают аборигены, тусклые, пропеченные солнцем женщины с грубыми лицами, сдержанные насчет моря и солнца (вообще не купаются, загар для них это позор).
Их почему-то не касается эта эйфория, восторг насчет вечной молодости, как вообще не касается человека свое и привычное, как Лувр и Джоконда не трогают парижан, а индусы спокойно стирают в священном, полном трупов Ганге, погружаются туда — или как Сфинкс и пирамиды есть способ выживания для владельцев туристических верблюдов, и ни у кого из перечисленных сердце не дрожит от восторга на утренней заре в виду этого мира: бабы с морского побережья кряхтят, поднимаясь для трудовых мучений, парижанин не скачет
Проклятый приезд и проклятый отъезд, выражение уже из древности, слова Пушкина из его письма, конечно, и теперь портят всю картину, но это стоит того, чтобы разгрести наконец обыденную жизнь, сменить ее на нереальность, на дрожащее марево солнца и морское пространство — утром, днем, ночью. И уже на второй день, на третий, наступают хлопоты, приходит недовольство, то не так, то не эдак, заняты лежаки, орала рядом компания, громкая чужая музыка.
Вечные споры с неповоротливыми домашними, которые и не чешутся идти к морю в безопасное время, по утрам, а волокут ноги на пляж в самое пекло и угорают, пригорают.
Дети в волнах — вообще это непереносимо для родительского сердца, бдить и стоять на страже или плавать в виде секьюрити рядом безо всякого удовольствия, то и дело возня, помазать сожженную спинку, не сиди на солнце, огромных трудов стоит отослать в тенек, боже. Муж уже нашел старого своего, прошлогоднего знакомца, они пьют пиво и закусывают воблой, а обед вот он, уже скоро. Но параллельно идет процесс регенерации и обновления, ниспадает на плечи золотой плащ, высвечиваются глаза, ноги становятся упругими как канаты, и дети здоровеют на глазах, хотя не без бронхита, не без отита или хотя бы без простого насморка.
Идет и идет срок, прошла большая часть отдыха, муж вечерами уходит к этому другу (карты, вино), он тоже большой ученый, но из Питера и не по той специальности, однако сошлись. Оба баллотируются в члены-корреспонденты. Жена тоже принимает у себя на веранде подруг и друзей, дети бегают в своих компаниях весело! Вечером семья собирается, душ, тихие свары, переговоры, давайте завтра пойдем на гору с ночевкой, встречать восход солнца, Мирбала ведет как в прошлом году.
Муж не идет точно. Дети куксятся, у них свои планы, у подруги завтра день варенья и что подарить, дай на подарок и на торт.
О, стало быть на будущую ночь жена (зовут ее Вера) свободна — и вот уже она идет в большой компании в семь человек, Мирбала ведет — душа этой группы. Каждый взял куртку и подстилку, Мирбала несет замаринованную баранину, в рюкзаке у другого, вожака и лидера Сережи, позвякивают наполненные жидкостью емкости. В группе еще халда жена Сережи, затем загадочная женщина Мирбалы, в тюрбанчике и длинных серьгах, еще одна посторонняя, которая стесняется, но она одна точно знает дорогу и идет с сумочкой, вот с ней наша Вера и подружится к концу пути. И еще серьезный человек — друг Сережи — он как бы носильщик. Он волокет шампуры и мангал. Вера отвечает за кофе и что к кофе. Ура! Восторг! Дети тоже тащатся, их трое, заранее сонные и недовольные, двое Сережиных, самые ворчуны, и одна совсем небольшая, дочь друга Сережи, носильщика мангала, он ее потом возьмет на плечи, засыпающую. Поздний вечер, привал, костер, мангал, возбуждение, первый стаканчик вина, первый шампур с шашлыком (недомариновал, сокрушается Мирбала, домариновал, домариновал! — кричат женщины). Дети сомлели, песни у костра, затем все укладываются на травке, пригодились подстилки, но тут мгновенно Мирбала всех будит, опять утренняя возня
Женщины на рассвете мятые, уже не те, предыдущей ночи неспящие красавицы (одна только подруга Мирбалы в тюрбанчике свежа как роза, профессионалка, стало быть, мастер лица и пробуждения, это крайне важно вообще, вечером женщина способна на все, но вот утром! Как спрятать все последствия, когда из зеркала глядит нечто! А вот женщину Мирбалы ничто не застанет врасплох, ни подъем без макияжа, ни халат и шлепанцы! Это явно! Всегда молчит при этом. Учиться у нее!).
И вот потащились в утренних сумерках, и хлад, и роса, поплелись с сознанием того, что обратно-то топать еще столько же, и наконец Лысая гора, макушка. Стоят, веет упругий свежий ветер, все как ведьмы трепаные, глазки красные, морды зеленые, цвет лиц как у ящериц! (Кроме тюрбанчика, который вежливо и благосклонно ждет восхода солнца).
О, вскоре показался краешек розовый, переливается, дрожит, небо пламенеет, ура! Постепенно всползает светило, выпрастывая ослепительные плечи, поднялось с долины моря раскаленной массой, занимает дальнюю долю пейзажа, о счастье.
Слезы восторга кипят в груди, верная, стеснительная новая подруга переживает рядом, а две старые подруги заняты собой, ну и ладно. Господи, господи, Боже!
Спускаются, летят по растоптанной лесной дороге в прохладе, пока еще не жарко, летят вниз к завтраку, к купанию, занять лежаки в тени, и там поспят. Счастье.
Позже она пыталась рассказать мужу и детям, как было этой ночью, но они не слушали. Дети вообще отравились чем-то на дне рождения, не пошли на завтрак, а бессонная Вера, взбудораженная, энергичная, героическая, оставила их всех и помчалась в столовую, чтобы принести еду. Принесла, но ни дети, ни муж есть не стали, вскипятила им чай.
Муж, наоборот, заварил кофе, выпил, посмотрел на жену и вдруг ясно сказал: «Ты такая здоровая, тобой об дорогу бить».
— Да, об дорогу, — согласилась она и ушла на пляж, где ей кроткая и стеснительная Валя заняла два лежака.
Разумеется, дети приползли в самую жару, сонно трепыхались, пошли плавать (пришлось их контролировать на берегу незаметно). Явился муж, бросил вещи у семейного лежака и тут же очутился под соседним навесом в своем кругу мужиков, а Мирбала и его гарем вообще расползлись по домам спать.
Но счастье, пережитое ночью на рассвете, преодоленные трудности и награда в виде солнца (она на него вдруг посмотрела и подумала: здравствуй, я видела тебя встающим!), сделали свое дело, весь день Вера была довольна и не слишком влезала в проблемы семьи. Пусть все идет как оно идет. Она даже как-то обобщила эти трудности, свалила в одну кучу, пусть там они кипят внутри, а сама, свободная, вечером, в сопровождении Вали, опять очутилась на веранде у подруги, там присутствовал этот муж подруги-халды Сережа, Мирбала в сопровождении тюрбанчика, тот друг Сережи опять с дочкой, он и был на восхождении с ней, а теперь сидит и с красавицей женой, и еще одна подруга с мужем, а Вера была с Валей.
К Вале бабы тут почему-то относились с каким-то устоявшимся пренебрежением, она легко с этим соглашалась, примащивалась с краешку, тянула вино из стаканчика как приживалка.
Вера чувствовала себя нормально, преувеличенно хорошо обращалась с Валей, эти подруги были ее подруги, еще с прошлых отпусков. Вера хотела их всех как бы примирить, ее не оставляло радостное настроение.
Муж их всех справедливо не любил с предыдущих времен и никогда не оставался в этой компании. Явно скучал.