Богиня прайм-тайма
Шрифт:
– Ники.
– И не забудь зарядник для телефона. – Ему вдруг сильно стиснуло горло, но он справился с собой. – И не гуляй одна по вечерам. И таблетки от аллергии сразу сунь в чемодан. Я люблю тебя.
– И я люблю тебя.
Он перевел дух.
– В самом деле?
– Ну да. Конечно.
Говорить больше было невозможно и не о чем, и они стали целоваться, и целовались долго и отчаянно, и тискали друг друга, и хватали, и катались по кровати, и свалили на пол одеяло и еще что-то, сильно загрохотавшее по полу, и краем
Времени совсем не оставалось, и он все помнил, что у него мало времени, а потом забыл. Он обо всем забывал в постели с ней – а раньше такого не было, и это тоже как-то отличало теперешнее от всего другого.
Он все зачем-то выискивал отличия, и их было так много, что казалось, все это происходит не с ним.
И как тогда, в первый раз, глядя в запрокинутое к нему очень красивое, не правдоподобно красивое лицо, он вдруг весь сжался.
Она знаменитость и признанная красавица. Секс-символ этой страны. Недостижимая мечта любого мужчины. Кроме того, она еще “большой телевизионный босс”, умница, спортсменка, комсомолка и все на свете.
А он?! Он кто?! “Пегий пес, бегущий краем моря” – и больше ничего. Совсем ничего? Нет, он всегда знал себе цену или убедил себя, что знает, но что он может значить в ее жизни?! И как долго сможет значить?!
Невозможно было думать об этом в постели с ней, но он все-таки думал, потому что у него вдруг тяжко закружилась голова, и он так и не понял – от нее или от мыслей.
В эту самую секунду, здесь и сейчас, она была с ним, и на несколько мгновений ему показалось, что этого достаточно.
Должно быть достаточно!
Все было нормально, пока они не стали прощаться.
С Этой минуты все пошло наперекосяк.
В просторном “холле”, так поразившем его воображение в первый приход, они стали друг против друга – Алина в холщовых домашних брючках и короткой черной майке и Ники в куртке и джинсах, с перчатками, зажатыми в кулаке. Перчаток он не любил.
Пауза затягивалась. Пауз Ники тоже не любил.
– Ну… я пошел?
– Давай. Будь осторожен за рулем.
Он кивнул, усмехнувшись. Ничего на этот раз не зависело от его осторожности за рулем!
Он потянул с пола рюкзак и неловко пристроил его на плечо. Теперь они занимали ровно половину “холла” – громоздкий Ники и его громоздкий рюкзак, – и он моментально и остро почувствовал свою неуместность в этом аристократическом холле с сухими цветами в высокой вазе, с парой бронзовых негритосов, слившихся в объятиях, с японской циновкой, высоким зеркалом и непонятной картиной, которая Ники не нравилась.
Уютное гнездышко, убежище звезды – черт побери все на свете!.. Он-то как сюда попал?!
Он еще потоптался, покосился на нее. Она улыбалась глянцевой телевизионной улыбкой, как будто в камеру, и эта улыбка сильно его задела.
– Пока.
– Пока.
Она поцеловала его в щеку глянцевым телевизионным
Ники протиснулся мимо, выбрался на площадку и глупо помахал рукой, в которой были зажаты перчатки.
Она кивнула и закрыла дверь.
Попрощались.
На лифте он не поехал. Он бы умер от клаустрофобии, хотя ничем таким никогда не страдал.
Он сбежал восемь этажей вниз, сильно грохоча ботинками по ступеням, и бабулька-вахтерша высунулась на грохот из своей каморки – очки сдвинуты на кончик носа, а в руке газета.
Интересно, что она читает в семь часов утра?!
– До свидания, – пробормотал Ники, посмотрел на газету и усмехнулся.
Называлась она “Эротика и жизнь” – дает бабулька-вахтерша!
…”Лендровер” встретил его привычным холодным и острым запахом. Пахло кожей, сложной автомобильной парфюмерией, которую он любил, и Алиниными духами.
Он повернул ключ и посидел, прислушиваясь к ровному урчанию двигателя.
Духи.
Он хмуро оглядел салон и увидел. Ее вчерашний шарфик, который она сорвала с шеи, когда они начали безудержно целоваться, потому что вдруг оказалось, что нет никакой возможности дотерпеть до дома, был засунут в карман на двери. Перегнувшись, Ники потянул за тонкую ткань и вытащил его весь.
Черт возьми. Ужас.
Шарфик перетекал у него по ладони, а он сидел и смотрел, как перетекает.
Он не пойдет назад – ни за что. Они уже попрощались – кончено. Он “держит себя в руках и отдает себе отчет” – как всегда.
Вот вернется из Багдада, и они… они…
Что?..
Поженятся? Будут жить долго и счастливо? Состарятся вместе? Родят красивых и здоровых детей и умрут в один день??
Он сжал кулак с шарфиком – показалось, что в там ничего нет, – потом решительно сунул его в карман, дернул рычаг и нажал на газ. “Лендровер” прыгнул, приземлился, слегка дрогнул тяжелым и сильным телом, похожим на его собственное, – Ники всегда считал, что они похожи, он и его машина.
У него еще были дела. Он должен поставить на стоянку машину, съездить на Би-би-си и успеть на самолет.
С Алиной Храбровой он уже попрощался.
Пошел сюжет, студия на две минуты и сорок семь секунд вылетела из эфира, и Храброва сказала громко:
– Ребята, у меня в “ухе” звук плавает. Что там у вас, Костя?
Операторы зашевелились за камерами, все сразу, как большие рыбы в стоячей воде, и опять замерли.
– Алин, – громыхнуло сверху, – чуть влево сдвинься. Ну, на пять миллиметров. Да-да, все, стоп! Отлично.
– И с суфлером сегодня что-то, – рассеянно сказала она. В суфлер она даже не смотрела.