Богиня прайм-тайма
Шрифт:
И оттого, что офис Баширова был так похож на его школу, Добрынину стало совсем не по себе.
Он зашел, и ему показалось, что в кабинете никого нет, и он вдруг на секунду обрадовался – никого нет, значит, можно расслабиться, передохнуть и вернуться в приемную.
Пронесло. Слава богу.
Баширов стоял у окна, в нише его не было видно. Он курил, и рукава белой рубахи были засучены, смуглые волосатые руки показались Добрынину почему-то непристойными.
– Ахмет Салманович?..
– Можете называть меня Ахмет, – выговорил тот медленно, но почти
– Что? – глупо спросил генеральный директор Российского канала.
Баширов помолчал.
– Садись, Олег. Чаю? Или виски сразу выпьем?
Добрынин молчал.
Баширов налил виски в два круглых стакана и поставил оба на раритетный стол красного дерева, маячивший в отдалении возле камина. Кабинет был каких-то необыкновенных размеров, как будто занимал целый этаж.
– Храброва мне звонила, – сказал Баширов, когда они уселись. – Просила помочь. Я Алину очень уважаю. Я помогу, если она просила.
Тут Добрынин вдруг сообразил, что он вполне может не знать, в чем именно должна состоять его “помощь”. Может, он думает, что надо министру внутренних дел позвонить?.. Или вице-премьеру?.. Или еще кому-нибудь? Вряд ли Храброва сказала ему про пять миллионов! Или сказала?
– Ахмет Салманович…
– Ахмет.
– Ахмет, – повторил Добрынин, маясь. – У меня людей в Афгане забрали. Мы долго найти не могли, потому что ни требований никаких не было, ни заявлений.
Бахрушин… Алексей Бахрушин, начальник информации нашего канала, сейчас в Кабуле. Там его жена.
– Ольга, – кивнул Баширов. – Я знаю. Я все знаю, Олег. Ты мне не объясняй. Ты, если хочешь, спроси, может, я тебе объясню.
– Что?..
– Что знаю, то и объясню. Ты спрашивай.
Добрынин решительно не знал, о чем он должен спрашивать.
– Мы знаем, что была кассета, на которой снят Аль Акбар. Она как-то оказалась у нашего корреспондента в Париже. То есть мы думаем, что она у него оказалась.
– Столетов, – кивнул Баширов и отхлебнул из своего стакана. Желтый лимон колыхнулся в янтарной тягучей жидкости. Добрынин не мог оторвать от лимона глаз. – Только кассета не “как-то” оказалась, Олег.
Вполне понятно, как она оказалась. Столетов твой с чеченцами валандался. Они ему анашу по дешевке возили, а он им за это всякую мелочовку сливал. Ну, информационную. Кого привезли, кого увезли. Кому дали визу, кому не дали. Ну, в посольстве помогал, как мог. А они еще приплачивали ему, не все марафетом давали.
Ты не знал?
– Не знал, – признался Добрынин.
– А в последнее время их там прижали. Когда наш президент с французским побратался и решил с международным терроризмом бороться. Ну, они и оставили ему кассету. Думали, у него надежней будет, а он не догадается ни о чем. Только он не дурак был, Столетов твой. Хоть и наркоман.
Добрынин помолчал, обдумывая слово “был”.
– Я все правильно понял, Ахмет?..
– Все ты правильно понял, Олег. Нет его больше.
Да разве люди Акбара предателя упустят!..
– А ту кассету чеченцы снимали?
– Ну
Добрынин тоже отпил из своего бокала и поморщился. Он не любил виски.
– А Столетов?..
– А Столетов кассету припрятал. Он думал, что умнее всех. Чеченцев выслали, и никто не знал, что кассета у него. Но что чеченцы!.. Как будто в Париже у Акбара мало своих людей! Столетов понял, что кассету ему не продать, в Париже, по крайней мере. И он отправил ее Ольге, жене твоего Бахрушина. Просто так отправил, посылкой. Самый лучший способ спрятать вещь – положить ее на самом видном месте. А?
– Да, – согласился Добрынин. – Только почему Ольге?!
Баширов пожал плечами.
– Тебе видней, Олег. Я в ваших делах не очень разбираюсь. Я знаю, что они вместе работали. Долго работали. А моя аналитическая служба доложила, что ее как раз накануне по телевизору показали, в новостях, – Би-би-си. Она интервью у кого-то брала.
– Почему Би-би-си? – не понял Добрынин.
– Так ее оператор на Би-би-си работает, – удивился Баширов. – Вполне легально.
Генеральный директор усмехнулся. Этого он тоже не знал.
– Ее показали по Би-би-си, Столетов ее увидел и понял, что это его последний шанс избавиться от кассеты, но не упустить ее. Конечно, он мог выбросить ее в Сену, но ему очень хотелось денег, как я понимаю.
В Кабул улетал Буле, старый приятель. Столетов приготовил посылку и передал Ольге. Даже если бы она не догадалась, что это за кассета, все равно она не пропала бы. Кассеты – большая ценность. Особенно в Афганистане.
– Это точно.
– Она просто привезла бы кассету в Москву, так ни о чем и не догадавшись, а Столетов бы ее забрал. Не сразу. Потом. А Никитовичу он для подстраховки звонил. И зря, между прочим. Никитович перепугался до смерти. Он слабак.
Баширов допил виски и со стуком поставил стакан на стол. Посмотрел на него и зачем-то крутанул. Стакан завертелся по темной полировке, клубок солнца попался ему по дороге, стекло отразило его, и свет брызнул в глаза.
Добрынин зажмурился.
– Откуда люди Акбара узнали, что кассета вернулась в Афганистан?
Баширов пожал плечами – совершенно равнодушно.
– Скорее всего, он сам сказал. Вряд ли его просто так убили, Олег. Скорее всего, его пытали – сильно. Он и сказал. Когда отправил, куда и кому. А там уже стали искать. И нашли.
Они помолчали.
Ничего не слышно было в кабинете – ни голосов, ни шорохов, ни звуков. Как будто весь мир за его стенами притаился и подслушивает. По крайней мере, у Добрынина было именно такое ощущение.
– Говори, чем помочь, – раздробил тишину голос Баширова. – Я помогу.
– За ребят денег хотят, – быстро сказал Добрынин.
Нужно было сказать это именно быстро, потому что он очень боялся, что передумает и вообще ничего не скажет.
Поднимется, поблагодарит и выйдет.