Боксер-5: назад в СССР
Шрифт:
— И что я ему скажу? — продолжал тренер. — Мол, Семеныч, смени гнев на милость и не выгоняй никого? Ты догадываешься, куда он меня пошлет? Думаю, ты такие слова уже хорошо знаешь.
— Да с чего он тебя пошлет-то вдруг? — напирал я.
— Ну ты сам представь, — начал объяснять тренер. — Мы же с ним знакомы не дольше, чем с тобой. И вот я прихожу к нему и начинаю ему рассказывать, как ему работать со своими воспитанниками. Как это будет выглядеть, по-твоему?
— Нууууу, как… — протянул я. — Как взгляд со стороны, как мнение коллеги — да, пусть младшего, но…
— Да ты пойми, — вздохнул тренер с усталым видом педагога, в сотый
В чем-то, конечно, мой собеседник был прав. Но у меня не было выхода, нужно было использовать все возможности, даже призрачные! Я лихорадочно соображал, чем бы таким привлечь нашего молодого тренера, чтобы ему самому захотелось пойти к Григорию Семеновичу и хотя бы попытаться изменить его решение. Внезапно меня осенило.
— Подожди меня пять минут! Только не ложись опять спать, я тебе кое-что покажу! — крикнул я и ринулся в номер. Там я порылся в своей вещевой сумке и извлек из нее тот самый костюм Adidas, который был моим верным спутником еще в летнем лагере. Теперь он уже становился мне откровенно маловат, а вот наш молодой тренер всегда выступал в легком весе, и у него был шанс в него влезть. Я пулей бросился обратно к его номеру.
— Вот, смотри! — выпалил я, протягивая ему костюм. — Примерь-ка!
Тренер схватил костюм, удивленно глядя то на него, то на меня — наверное, тоже соображал, откуда у простого паренька такая фирменная вещь. В конце концов соблазн пересилил, и он стал пытаться его надеть. Не сказать, чтобы у него получалось это совсем уж без труда — размер все-таки был неточный — но все-таки ему это было сделать легче, чем мне.
— Так, — задумчиво бормотал он, осматривая и ощупывая себя в костюме со всех сторон. — Ну, конечно, маловато, это понятно… но, в принципе, если куртку не застегивать… а чего ее застегивать-то, я же ее не как верхнюю одежду носить собираюсь… а штаны приспустить чуть-чуть ниже талии… тоже нормально, кстати, футболка же в любом случае будет на мне, и она достаточно длинная, никто даже и не поймет… то есть в целом.можно…
— В общем, если сможешь договориться с Семенычем и он оставит нас на сборах — этот костюм твой, — объявил я, пока тренер не перестал хотеть этот Adidas.
Мой собеседник деловито кашлянул, переоделся обратно в свое и решительной походкой направился в сторону комнаты Семеныча. «Вот это деловой подход, я понимаю!» — иронично подумал я. «Куда только вся нерешительность сразу девалась!».
Уж не знаю, о чем за закрытой дверью толковали два тренера, только продолжалось это, наверное, минут пятнадцать. Время от времени из-за двери слышался повышенный тон — это Григорий Семенович давал нам, надо думать, яркие и красочные характеристики. Вскоре молодой тренер, разгоряченный спором, вышел из комнаты Семеныча и махнул мне рукой, приглашая в свою.
— Ну все! Уговорил! — и, увидев, как я просиял, поспешил добавить: — Но учтите, что вашему наказанию будет альтернатива! Просто так это вам с рук все равно не
— Какая альтернатива? — не понял я.
— В общем, Семеныч ваш сказал, что раз вы по клубам повадились шастать, значит, у вас чересчур много энергии. А если у вас много энергии по вечерам — значит, запланированной нагрузки для вас недостаточно! И поэтому завтра с утра он будет гонять вас вместе с борцами. Я ему сказал, что на этот раз вы точно все поняли и больше таких ошибок допускать не будете.
— А он что? — не мог не спросить я.
— Ну а что он? — усмехнулся тренер. — Выругался на вас да и все. Ступай, говорит, и скажи этим охламонам, что я с них теперь с живых не слезу.
— Спасибо тебе огромное! — искренне произнес я. — Как и обещал — забирай костюм, он твой!
— Иди уже, — притворно сердито пробурчал тренер. — Дайте мне поспать, в конце концов. Нам все эти сборы тоже не просто так даются, чтоб вы знали.
Еще раз поблагодарив тренера, я помчался на всех парах в нашу с пацанами комнату. Там все еще царили упаднические настроения: ребята перебирали варианты, что можно будет делать, когда их выгонят из «Динамо».
— Меня вот, например, матушка вообще убьет, — жаловался Сеня. — Так что я, наверное, ничего больше сделать и не успею.
— Ой, да ладно тебе стонать, — отмахнулся Лева. — Родители — они такие: поорут, поубивают да оставят в живых. Через пару дней остынут — и можно будет дальше решать, куда и что.
— Тут загвоздка в том, что решение не только от тебя самого зависит, — вставил свое слово Колян. — Спортивный мир… ну, короче, тренеры же все равно между собой все общаются. И новости долетают очень быстро. Пока мы доедем до Москвы, пока Семеныч вернется, пока мы разъедемся по домам — в Москве уже все всё будут знать, а уж в наших городах — и подавно. И кто тогда возьмет к себе пацанов, которые так сильно отличились? Я так полагаю, никому такие приключения добровольно не нужны.
— Нужны или не нужны, а что-то придумывать все равно придется, — с грустью проговорил Лева. — Я вот, например, уже ничем, кроме бокса, заниматься не хочу. Ну что поделать? Буду, значит, уговаривать местных тренеров, а там, может быть, удастся и опять дорасти до всесоюзного уровня. Все-таки спортивные-то заслуги никто не отменял. Не в институт же физкультуры поступать, в самом деле. После такого…
— А кстати, да, — воспрянул духом Сеня, услышав про спортивные заслуги и, видимо, вспомнив свои успехи в Раменском. — Если уж Бабушкина и то простили и взяли обратно… хотя он-то, конечно, нахулиганил меньше нашего, но все-таки… в общем, смотрят-то в первую очередь на то, как ты себя проявляешь в деле! А значит, у нас все равно будет какой-нибудь шанс!
— Знаешь, как раньше люди говорили, — мрачно произнес Колян, — «твоими бы устами — да мед пить!». Ну в том смысле, что всем бы твой оптимизм.
«Ну, ребята, хотите оптимизма — сейчас я вам его и устрою!» — подумал я.
— Да подождите вы себя хоронить, — возвестил я с порога. — Никто никуда завтра не едет!
— Это как? — уставились на меня пацаны.
— Да так, — скромно ответил я, — я, скажем так, своими силами урегулировал вопрос. Так что все остаемся на сборах. Но! — я поднял вверх указательный палец, видя, как ребята уже готовы заорать от счастья, — вы должны дать мне слово, что до конца сборов новых выходок ни от кого не будет. Потому что вы видели, в каком состоянии был Григорий Семенович, и второй раз его уже никому уговорить не удастся.