Боксер-5: назад в СССР
Шрифт:
Но если Сеня — стоит отдать ему должное — стонал, выражал недовольство, но терпел и продолжал заниматься, то некоторые ребята были готовы пойти еще дальше. Были у нас такие. которые в какой-то момент уже сами, не дожидаясь распоряжения Григория Семеновича, собирались отправиться домой. Однажды я задержался после вечерней тренировки, а когда вернулся в номер, то увидел Шпалу, яростно утрамбовывавшего свои вещи в чемодан. При этом на лице его была написана такая злость, что, пожалуй, он мог бы в этот момент разнести полкомнаты.
— Ты чего это? — недоуменно спросил я. — Что-то случилось?
— Давно уже случилось, если ты не заметил, — зло ответил Шпала. — Достал меня и наш Семеныч, и этот, второй
— Подожди, — попытался остудить его я, — так, а с чего ты завелся-то?
— С чего завелся? — Шпала швырнул чемодан на пол и со всего маху пнул его ногой. — Миха, вот ты мне честно скажи: ты сейчас это серьезно? Ты спрашиваешь, с чего я завелся? Нас гоняют так, как будто мы уже чемпионы мира, и теперь стоит задача загнать нас в могилу! Я уже ни рук, ни ног не чувствую! Я не понимаю, спал я или нет! Иду утром в столовую, сажусь завтракать, подношу ложку и не понимаю, почему у меня вся морда в каше. А оказывается, я руками-то на автомате работаю, а рот забыл открыть — проснуться не могу, понял? Это что? Это уже крыша едет, называется! Фантасты всякие про роботов сочиняют — мол, они будут как люди, только механические. Ну так вот же они! Их из нас и делают, и даже сочинять ничего не надо! Я из человека в какой-то полуживой автомат здесь превратился всего за несколько дней! И ты меня еще спрашиваешь, чего я завелся? Да ты скажи спасибо, что у меня вообще хотя бы разговаривать еще получается без посторонней помощи!
Я молча выслушал эту многословную тираду — прежде чем что-то объяснять Шпале, пусть для начала выговорится. Хотя в чем-то я его, конечно, понимал. Но все-таки нужно было придумать, как его успокоить — если Семеныч сейчас застукает его с чемоданом, разразится очередной скандал. И вот совсем не факт, что от этого скандала не пострадают и все остальные.
— Шпала, — негромко и спокойно произнес я. — да у меня ведь то же самое. Я тоже ни рук, ни ног не чувствую. И я тебя понимаю. Но мы же сами согласились сюда ехать, и прекрасно знали, что нагрузки будут огромными. И ты же и сам в курсе, к чему нас готовят, и что тренеры наши не из садизма нам такое устраивают, а для того, чтобы нам же дать принципиально новые возможности. Ну вот скажи: ты разве сам не хотел бы поехать на чемпионат?
— Не знаю, — раздраженно, но уже чуть поспокойнее отозвался Шпала. — Конкретно сейчас я хочу только свалить отсюда куда-нибудь, где можно будет продрыхнуть, не просыпаясь, хотя бы с недельку.
— Ну, это-то понятно, — кивнул я. — А если подумать?
— Если подумать, — отозвался Шпала, — то, наверное, хотел бы. Да нет, конечно, хотел бы, — добавил он уже более уверенно, — но не такой же ценой, а! Нет, я все понимаю: увеличение нагрузок там, туда-сюда, на пик формы нас выводят, все вроде как по науке. Но не за две же недели! Ну ведь нагрузки-то увеличивают постепенно! Ты попробуй взять, не знаю, первогодку, который только начал заниматься, и дать ему чемпионские нормы — что с ним будет?
— Послушай, но ты-то уже не первогодка, — мягко заметил я. — И тебя не родители в секцию к друзьям отвели — ты сам решил пойти в «Динамо». А раз решил это сам — значит, должен быть готовы к тому, что теперь все возрастающие нагрузки — это для тебя обычное дело. Ты почитай, как профессионалы готовятся к соревнованиям. Да они света белого не видят! По сравнению с их нагрузками наши вообще — тьфу и растереть!
— Может, ты и прав, — буркнул Шпала. — Но тогда получается, я себя переоценил, что ли, что сюда согласился поехать…
— Это уж тебе решать, — ответил я. — Только в любом случае я бы на твоем месте не бунтовал — во всяком случае, именно сейчас. Подведешь ведь всех, а не только себя.
—
— А ты забыл, что нам Семеныч сказал? — напомнил ему я. — Одно нарушение дисциплины — неважно, от кого! — и все едут по домам. Причем свою угрозу он уже практически реализовал — это мне чудом удалось все уладить, но опять же — до первого нарушения. А если ты сейчас свалишь, да еще и со скандалом — тут уже ничего уладить не получится.
Шпала посмотрел на меня, как будто что-то переваривая. Затем развернулся и молча начал разбирать чемодан обратно.
В общем, этих двоих мне удалось убедить довольно легко. Они прислушивались к аргументам, и моей задачей оставалось только дать их эмоциям выплеснуться безопасным для них и окружающих способом и не мешать работать голове. А вот с Левой мне было сложнее. Очевидных проблем с фигурой, исправлявшихся спортом, как у Сени, у него никогда не было. Свалить его недовольство на отсутствие опыта тоже был не вариант: он уже неоднократно бывал на сборах и хорошо знал, как говорится, что почем. Однако набирать физическую форму после недавно полученной травмы ему было намного сложнее. Поэтому к концу второй недели он тоже не выдержал — и, как и Шпала, собрал чемодан. Правда, меня в этот момент в номере не оказалось, и Лева, ни слова никому не говоря, направился прямиком в тренерскую к Григорию Семеновичу. Так совпало, что я как раз находился здесь же, обсуждая с тренером подвижки в дисциплине коллектива. Мне хотелось предотвратить возможные вспышки гнева у тренера в дальнейшем, и я время от времени старался «прощупать ситуацию».
— Григорий Семеныч! — с порога объявил запыхавшийся Лева. — Я больше не могу. Сил моих больше нет, правда! Не хочу никого подводить, отпустите меня в Москву!
«Вот это поворот», — подумал я. «Вот это ты, братец, выкинул коленце. Хоть бы посоветовался перед этим, что ли…»
— Да? — приподнял бровь Григорий Семенович.
— Да! — уверенно ответил Лева. — Я вас очень прошу, отпустите! Ну я же помру если не в зале, то по дороге на ринг!
Григорий Семенович задумчиво пожевал губами. Ругать Леву вроде бы было и не за что — ведь он честно пришел и сообщил, что не справляется.
— Иди, — сухо произнес он наконец. — Билет я тебе куплю.
На лице Левы застыло неподдельное удивление. Видимо, он не ожидал такого поворота. Ждал чего угодно: скандала, криков, наказания, уговоров — но только не такой легкости, с которой с ним согласился тренер. Однако Григорий Семенович был не так прост, как казалось. Когда Лева, облегченно улыбнувшись, развернулся и начал выходить из комнаты, наш тренер многозначительно добавил ему вслед:
— Трус ты, вот что.
Леву как будто кипятком ошпарило. Он неожиданно зло посмотрел на Григория Семеновича и вдруг пулей выскочил из тренерской. Тренер же с хитрецой взглянул на меня и усмехнулся, вернувшись к нашему прерванному разговору.
Я не сразу осознал, что именно произошло. Но потом, анализируя поведение Левы, понял: у Левы была очень яркая черта характера — когда его начинали уговаривать, он воспринимал это в штыки. По его мнению, если человек его пытается в чем-то убедить — значит, он ставит под сомнение его решение. Может быть, это звучит и абсурдно, но Лева воспринимал это именно так, в чем все мы неоднократно имели возможность убедиться.
Конечно же, знал об этой особенности Левы и Григорий Семенович.
— Ну вот представь, — объяснял он мне чуть позже, — если бы я начал его убеждать, приводить какие-то аргументы… Да он только на чувстве сопротивления в этот же день рванул бы на вокзал! А так — я его сейчас немножко спровоцировал, и теперь он сам будет землю рыть из последних сил, только чтобы остаться и не выглядеть трусом.