Боль любви. Мэрилин Монро, принцесса Диана
Шрифт:
– Не используйте, пожалуйста, гербициды, это вредно для насекомых и животных, а значит, и для нас с вами…
Это, конечно, шутка, но Чарльз и правда не умеет доносить свои идеи, он вообще не умеет ладить с людьми, кроме своих старинных друзей, которые за много лет привыкли к его тяжелому характеру.
Разве можно месяцами не отвечать на корреспонденцию, потому что тебе интересней читать Ван дер Поста? Разве можно кричать на многолетнего секретаря только за то, что он обсуждал со мной предстоящие официальные мероприятия? Я попросила Колборна сделать это отдельно со мной, потому что меня интересовали несколько другие вопросы, чем Чарльза. Что в этом было
Разве можно все, что не нравится тебе самому, объявлять глупым и недостойным внимания, даже если этим увлекается половина Англии?
Так можно продолжать долго, но и без объяснений ясно, что глупая Диана училась и умнела, а умный Чарльз оставался таким же занудой, что вовсе не делало его для всех краше.
Чарльз просто трус! Он может твердить, что угодно, меня в этом не переубедит.
Конечно, принц разыгрывал из себя героя, даже носил награду за прыжок с парашютом. Но прыгнуть с парашютом еще не значит быть смелым, второй-то раз он не решился. Да и в первый, подозреваю, ему просто надели за плечи парашют, сунули в руку кольцо и вытолкнули ногой из самолета! А внизу лежал слой соломы высотой с дом.
Зато когда из Миддлсекской больницы в Букингемский дворец пришло приглашение принять участие в церемонии открытия первого в Британии отделения для лечения больных СПИДом, Чарльз побоялся за свое бесценное здоровье. Отправили меня как менее ценного члена королевской семьи. И правда, зачем я нужна? Принцев уже родила, можно жертвовать.
Но дело не в том, мне было просто противно, что Чарльз боится за свою шкуру и думает только о себе, но не о больных, которым нужна помощь.
Я много интересовалась тем, как передается эта зараза. Меня сумели убедить, что в обычной жизни больные люди безопасны, но все общество думало иначе. От несчастных, далеко не всегда виноватых в заражении (как, например, дети), отворачивались все, им оставалось умирать безо всякой помощи. В Букингемском дворце ужасались даже при мысли оказаться в одном помещении с больным СПИДом.
Я не ужаснулась, и ничего страшного не случилось.
Просто Чарльз предпочитает лишь те визиты, что хорошо подготовлены и ничем ему не грозят, а все рассказы о том, что во время выступления в Австралии на него бросился какой-то человек, стреляя холостыми патронами, а сам принц даже бровью не повел, только игра. Наверняка он был предупрежден о таком нападении, потому что у любого непредупрежденного человека сработает инстинкт и он хотя бы пригнется. А вот зная, что там холостые, можно остаться неподвижным. Почему этого не замечают те, кто поет принцу осанны?
А после моего возвращения из больницы было самое неприятное. Думаете, меня похвалили за смелость? Как бы не так: услышав, что я снимала перчатки и протягивала руки зараженным, Чарльз осторожно поинтересовался, хорошо ли я вымыла потом руки? А еще посоветовал всю одежду сжечь и перчатки тоже.
Позже он прочитал мне целую лекцию о том, что бравировать презрением к опасности вовсе не означает быть смелым. Хороша только разумная смелость, а вот такая, когда бездумно подвергают собственную жизнь и жизнь окружающих опасности, никому не нужна.
– Чарльз, я сделаю анализ, прежде чем подходить к тебе. Тебя это успокоит?
Он обиделся. Я понимала, что муж прав, но ведь я не рисковала бездумно, доктор Люк Монтанье убедил меня, что зараженных зря боятся, словно прокаженных. Нужно только соблюдать кое-какие условия… К тому же не думаю, что профессор
Чарльз проворчал что-то невразумительное, но я мысленно окрестила его трусом. И помогать больным СПИДом не перестала, напротив, через некоторое время посетила Медицинский центр в Гарлеме и, не испугавшись, взяла на руки зараженного ребенка. И это не была глупая бравада, мне и впрямь захотелось взять невинного ребенка на руки. Ведь если взрослые могут быть виноваты в болезни сами, то дети не виноваты ни в чем!
Неудивительно, что Чарльза всегда тянуло от меня к Камилле. Ко мне нужно было искать подход, я молодая, меня многому нужно было обучать, помогать осваиваться во всем – от придворного этикета или правил официальных приемов до умений в постели. А Камилла была уже ко всему готова, она умела пожалеть, поплакать вместе над выходками «глупой истерички Дианы» и взять все в свои руки. Для Чарльза это так легко и просто…
Если бы только с самого первого дня рядом со мной в Букингемском дворце оказался мудрый наставник, готовый объяснить не только мои промахи, но показать, каким путем идти, что читать, чем интересоваться, как себя вести, я быстро стала бы не просто принцессой Дианой, но и прекрасной женой и любовницей.
Но Чарльзу вовсе не хотелось возиться с девчонкой, нет, он был заботлив, иногда даже очень. Он очень переживал из-за моих страданий, правда, недолго, пока Камилла не убедила его, что это простая истеричность натуры, от которой никуда не денешься. Но возиться с девчонкой, образовывая мой вкус и пробуждая интерес к знаниям, Чарльзу не хотелось вовсе.
Он искренне не понимал, как можно не любить философию, не интересоваться биологически чистыми способами выращивания растений, как можно испытывать тошноту при виде крови убитого животного и так далее, и так далее… Убедившись, что я совершенно не готова обсуждать идеи Юнга в медовый месяц, муж не стал популярно объяснять мне теорию психотипов и то, чем отличаются экстраверты от интровертов, а скорее предпочел записать меня в глупышки. Так проще: Диана глупа как бревно, что с нее взять?
Тем неприятней для Чарльза был мой успех у людей. С самого первого визита в Уэльс, когда я чувствовала себя дурно из-за беременности, а муж вместо того, чтобы тепло поддержать меня в первой поездке, строго произнес:
– Ты возьмешь себя в руки и выйдешь из машины! Все будет в порядке.
Мне было двадцать, предстояло появиться на глазах огромной толпы там, где самого Чарльза хорошо знали и всегда приветствовали – в Уэльсе, меня тошнило, одежда была крайне неудобной, я страшно боялась, а муж… он просто скомандовал. Я подчинилась.
Если бы не приветствия собравшихся жителей, я больше никогда не смогла бы выйти на люди. Мне помог не муж, мне помогли уэльсцы, они кричали, махали флажками, протягивали руки, только чтобы я подошла и поздоровалась, улыбались, бросали цветы… Они заставили меня забыть о страхе и тошноте, они вернули меня к жизни. Они, а не Чарльз. Муж морщился:
– Это все из-за свадьбы, которая была организована просто роскошно.
Эту фразу Чарльз повторял еще несколько раз, когда нас так же приветствовали через два года в Австралии, куда я отправилась с Уильямом на руках. Принцесса с малюткой вызвала такую бурю восторга, что о принце почти забыли. Чарльз был взбешен, но вида старательно не подавал, даже пытался шутить, что в поездке сопровождает супругу. Это был мой маленький реванш!