Боль мне к лицу
Шрифт:
Когда Толик отвозит меня к родителям, я не ощущаю ничего, кроме того, что живая — и радуюсь, что спаслась.
«Мы были с тобой, как обещали», — поют голоса.
Мысленно благодарю своих девочек.
«Спасибо».
И они мурлычут довольные песни, позволяя, наконец, любить себя, а не ненавидеть.
Эпилог
Через две недели я переезжаю от родителей в бабушкину квартиру и начинаю делать ремонт. Сама клею обои, вешаю новую люстру и занавески,
— Там место хорошее, я думаю, тебе понравится. Поработаешь, а как диагноз снимут, и на повышение можно будет идти. Справки все равно никто не требует.
— Хорошо, мама, — соглашаюсь я, не уточняя, что для пересмотра мне снова нужно ложиться в больницу под наблюдение, — к счастью, на этот раз в другую. Если, конечно, Доронин не поможет решить этот вопрос быстрее.
Иван… За это четырнадцать дней мы видемся с ним дважды. Я замираю с книгой в руках, вспоминая о нем.
Когда на следующий день после той ужасной ночи мне на домашний звонит Петр, я удивляюсь его звонку, не меньше, чем он сам. Не веря своим ушам, соглашаюсь на предложение Доронина.
После обеда адвокат заезжает за мной, и мы вместе едем навестить Ваню, в ту самую ведомственную больницу, куда я попала после приступа мигрени.
Поднимаемся зелеными коридорами до его палаты, входим по очереди внутрь, так и не обмениваясь ни одной фразой по дороге.
Иван лежит с перебинтованным плечом. Я присаживаюсь на свободный стул, а Петр замирает рядом.
— Привет, — не открывая глаз, здоровается Ваня. — Как там все?
— Отлично, — отвечает брат. — Преступник пойман, лежит в больнице на грани жизни и смерти.
— Если он не сдохнет сам, я убью его собственными руками.
Мы обмениваемся взглядами с Петром, и тот откашливается:
— Где здесь можно выпить кофе? Башка трещит, — возможно, в этот момент он перешагивает через себя. Петр ухожит, а я думаю о нем и Яне, и еще — о нас с Ваней.
— Спасибо, — произношу, когда молчать становится невыносимо. — Ты спас меня.
Голубые глаза так внимательно смотрят на меня, словно сканируют. Как тогда, при первой встрече. Кажется, что это было целую жизнь назад
Сдерживаюсь, безумно желая коснуться его горячей кожи.
— Я боялся опоздать.
— Но пришел вовремя.
— Тогда, проваливаясь под утро в сон, я будто слышал голоса. Может, это водка, может, что-то еще, но они говорили… Говорили о тебе. Это они? Твои шептуны.
— Гипнапомическая галлюцинация, — грустно улыбаюсь я. — Тебе просто приснилось, потому что ты много думал обо мне.
Он кивает, соглашаясь с разумной версией. Психические заболевания не передаются половым путем.
— Можно я еще раз приеду, Ваня?
Доронин вздыхает в ответ:
— Зачем тебе это?
— Просто, — отворачиваюсь, не находя нужных слов.
Ему
— Приезжай, — мы сталкиваемся взглядами, и я киваю, благодаря. Нельзя сейчас требовать от него большего; всем нам, после случившегося, требуется время, чтобы прийти в себя.
После Петр отвозит меня домой и останавливает, когда я уже выхожу из машины:
— Аня.
Вопросительно смотрю на него.
— Я должен ненавидеть тебя. За то, что она умерла, а ты спаслась и стоишь тут, живая. Но не могу. Почему, не знаешь?
Пожимаю плечами. Самой бы разобраться в своих чувствах, где тут до других.
— Ивану понадобится твоя помощь.
— Я всегда буду рядом. Если тебе тоже…
— Нет, — грубо прерывает он и добавляет чуть мягче, — всегда есть бабы и алкоголь, чтобы утешиться.
Фраза, не требующая ответа. Петр уезжает, не прощаясь, а я присаживаюсь на скамейку у подъезда, не поднимаясь домой.
Кручу в руках телефон, позаимствованный у папы, и, не выдержав, набираю номер Елены, по традиции, совершенно не представляя, о чем будет наш разговор.
— Да, — отвечает она чужим, незнакомым мне голосом, и я не уверенно начинаю:
— Лена…
Но она сухо прерывает:
— Извини, я очень занята, — и отсоединяется.
Я гипнотизирую стену, раздумывая о том, что сейчас произошло, а потом качаю головой. Возможно, настал мой черед помогать ей пережить то, что случилось.
Несколько раз меня вызывает Толик для дачи показаний. Я пересказываю пережитую ночь ужасов, к третьему разу начиная относиться к истории так, будто она произошла не со мной. Так легче.
Шептуны обретают гармонию со мной, превращаясь в подружек. Я пытаюсь принять себя такой, с голосами в голове, способными спасти жизнь, прийти на помощь, когда нужно. Возможно, я сильно отличаюсь от других людей, но кто сказал, что это плохо? Мы с ними начинаем верить в дар, а не в проклятье.
Когда я днем иду забирать вещи из дома Ивана, то замираю возле квартиры Кирилла. Он так и остается для меня темной лошадкой; звоню в дверь, ожидая ответа, но никто не открывает. Пока я топчусь, раздумывая, выглядывает бабушка — соседка, узнавая меня в лицо:
— Ты к Кирюшке, что ли? — и, не дожидаясь, продолжает, — так он съехал. Квартиру на продажу выставил.
— Давно? — удивляюсь.
— Да вот сегодня зашел сказать. Оставил номер, надо?
Киваю, сама не зная, зачем, и записываю в мобильный.
В квартиру Ивана вхожу с опаской. Сердце стучит как бешенное, точно за углом по-прежнему прячется темнота, все еще одержимая мною.
«Он в больнице».
«Все же закончилось»
«Не ссы!»