Боль мне к лицу
Шрифт:
— Мы еще поговорим об этом.
Я зову его тем именем, которым он представлялся обычно, и вдруг понимаю. Оно ненастоящее — так же, как и все, чтобы было увидено раньше.
— Тебя зовут не так, да? — убийца не возражает:
— Можешь называть, как душе угодно. Какое имя нравится тебе, мотылек?
Я задумываюсь. Почему-то это кажется мне важным.
«Назови его бабочкой».
«Вспомни Мертвую голову!».
«Первый
— Адам, — после паузы, когда вспоминаю прочитанное о бабочках, с подсказкой шептунов, говорю громко. Нет, он не вздрагивает, не выдает себя ничем, но я знаю, что угадала. А еще безумно радует, что голоса снова со мной — вот уж никогда прежде бы не поверила, что мне будет их не хватать.
— Очень интересно. И почему тебе пришла в голову такая мысль? — холодно спрашивает Адам. — Кто ее тебе нашептал?
Я не знаю, что ответить: кажется, будто он знает про моих шептунов, и они вдруг начинают бояться его. Не как человека, а как потустороннего монстра, способного добраться до бесплотных голосов.
«Он может отнять у нас слова!»
«Ты не знаешь, как страшно — безмолвие!»
«Сожги его на хрен!»
— Догадка. Бабочки твоих рук дело? Морфо Дидиус, Инахис Ио. Какая же из них больше всего пугает людей? Ахеронтиа Атропос, Адамова, или Мертвая голова, — я говорю так уверенно, будто читаю по написанному, вспоминая яркие страницы книги.
«Я хочу помочь тебе», — тихо шелестит четвертый голос, подсказывающий ответы, и мне хочется верить, что она сможет спасти меня.
— Теперь я понимаю, что нашел в тебе сам начальник УГРО. Безумная и гениальная девочка, влезшая в чужую семью. Иван даже разводиться пошел, — правда, заодно думая, будто спасает Яну от меня.
— Не дави, пожалуйста, на больную мозоль. Я и так чувствую себя виноватой, можешь не распинаться особо.
Он делает почти незаметное движение ногой, и я ощущаю острую боль в коленке. Сволочь.
— Не обязательно пинаться. Я отлично понимаю человеческую речь, когда не на лекарствах.
— А ты забавная, Мотылечек.
— Забавные, это, знаешь ли пудели. Или йоркширы. А мне, как девушке, хочется других слов в свой адрес. Почему ты убиваешь? — без перехода задаю следующий вопрос, но сбить его не выходит. В холодных глазах собеседника — насмешка.
— Мне надоело, что ты много болтаешь, — он подходит ко мне и снова зажимает рот ладонью. — Тебе осталось жить не так много, будь добра, веди себя напоследок, как подобает приличной даме.
Слова эти сказаны с такой обыденной интонацией, будто мне сообщают, что на улице идет дождь или что завтра — четверг.
— Я же нравлюсь тебе, — произношу, как только
— Нравишься. Мы можем даже переспать с тобой, — добродушно отвечает Адам. Я не знаю, чего ждать от него в следующую минуту, да и молчать не могу.
— Я подумаю над твоим предложением. И все же, расскажи, почему ты так поступаешь? Что за особое отношение к Доронину?
— Пока не время. Предлагаю поужинать.
— Раз предлагаешь, то и готовь сам, — пожимаю плечами.
— Топай вперед и без глупостей, — он указывает в сторону кухни, и я прохожу мимо него. На столе телефон, и мне нужно придумать хоть какой-то способ схватить мобильник и позвонить Ване. Не возьмет — включится голосовая почта, пусть записывается часть разговора.
Мы устраиваемся на кухне, я на стуле возле окна, Адам — разглядывает содержимое холодильника. Напустив отсутствующее выражение лица, лихорадочно соображаю, как лучше поступить.
«Обожди немного».
«Ешь, не торопись».
«Усыпи его бдительность».
И я слушаюсь, доверяясь своим шептунам.
«Хоть в этот раз не бросайте меня, девочки!»
И они клянутся, что будут рядом до последнего вдоха.
Глава 27
Не мелочась, убийца достает все, что есть в холодильнике, кладет возле меня приборы, пару уцелевших разномастных тарелок, а сам усаживается напротив.
— Приятного аппетита, Аня, — вполне вежливо, без глума, протягивает маньяк, и я отвечаю ему тем же, мысленно добавляя: «Чтоб ты подавился».
Мы едим молча. Я разглядываю скатерть и стол, запихивая в себя ложку за ложкой, не замечая, что жую, не чувствуя вкуса. Мысли мои далеки отсюда.
«Пустите кровь, пожалуйста», — прошу я шептунов, и они слушаются. Теплая струйка начинает убыстряться, слетая с лица и барабаня об стол: кап-кап-кап. Адам поднимает взгляд и без тени брезгливости произносит:
— Сходи, умойся.
И я иду, наклоняя голову вперед, затыкая тыльной стороной ладони нос, позволяя крови стекать по пальцам.
В ванной быстро ополаскиваю лицо, стягиваю испачканную блузку и бросаю ее в стирку. Вся моя одежда в сумке, которую он куда-то пихнул, но в зале есть футболка Вани. Прохожу в комнату через коридор так, чтобы Адам видел меня полураздетой, хватаю тихо телефон и стоя спиной к двери, одеваюсь, пытаясь одновременно нажать вызов.
— Я вытащил аккумулятор и симку, — он возникает за спиной неожиданно тихо, и я вздрагиваю, роняя бесполезный аппарат на пол. — Не пытайся меня переиграть.
— Ужин, как я понимаю, окончен?