Болгары старого времени
Шрифт:
У корчмы собралась большая толпа, которая с каждой минутой росла. И узкий выход из этого подземелья казался людям отдушиной тайной пещеры, откуда слышались грозные голоса неведомых стенторов{47}.
А болгары пели с воодушевлением. Подтягивал даже Странджа. Некогда запели: «О родина любимая, за тебя сражаться буду я!» — он пришел в исступление, глаза его налились кровью, и рука невольно нащупала за поясом револьвер. Окончив последний куплет, всё снова уселись. Лица стали спокойнее. Общий подъем
Толпа начала расходиться, как вдруг с улицы донеслось румынское восклицание: «Булгари беци!» — что означало: «Пьяные болгары!»
На верхней ступеньке лестницы показался бледный, хорошо одетый молодой человек, в цилиндре и с тросточкой.
— А! Владыков! — радостно закричали хэши.
Владыков, в прошлом доброволец болгарского легиона{48}, сформированного Раковским в Белграде, затем хэш, бродивший сначала про горам Стара-планины в отряде Панайота, а потом по румынским городам, теперь был учителем болгарской школы в Браиле.
— Доброго веселья, ребята! — приветливо улыбаясь, сказал Владыков, ставя свой блестящий цилиндр на залитый вином стол. — Вижу, что и на этот раз моя шляпа не выйдет сухой из твоей корчмы, Странджа. Ну, как твои дела? Все еще печешься о ребятах? Да, a propos{49}, знаете, зачем я пришел?
— Чтобы выпить с нами, — улыбнулся Македонский, наливая Владыкову вина.
— Ну, будьте здоровы. Только я пришел не для этого, у меня к вам дело. На той неделе мы собираемся устроить в школе спектакль. Кто из вас хочет принять участие?
— С какой-нибудь революционной, патриотической целью? Если так, я согласен принять участие.
— С революционной и весьма патриотической: дело в том, что необходимо собрать деньги для одного человека… — Владыков с опаской оглянулся на дверь. — Для человека, которого мы пошлем убить султана, — закончил он, понизив голос, а затем шепотом объяснил, какое огромное значение могло возыметь это событие для болгарской революции.
— Принято. Все будем участвовать.
— Я согласен играть царя, — заявил Македонский, исполнявший однажды эту роль в одной из драм Войникова{50}. Ему хотелось еще раз испытать прелесть власти и царского величия.
— А я опять буду играть воеводу, — тихо сказал Мравка, — если такая роль есть в пьесе.
— Нет ни царя, ни воеводы; драма называется «Похищенная Станка»{51}.
— К черту похищенную Станку и пропавшую Лалку! Я в таких бабьих представлениях не участник! — раскричался Македонский, впервые слышавший о существовании такой драмы.
— Ты будешь играть роль гайдука Желю!
— А! Будет и гайдук?
— И убийство, и бои, и стрельба!..
— Вот это мне нравится, — обрадовался Македонский, свирепо подкручивая свой левый ус.
— Ты, Хаджия, будешь играть татарина.
— Ладно, — согласился
— А ты, Мравка? Ты будешь… кого бы ты хотел представить?
— Мне дайте что-нибудь по своему усмотрению, — скромно ответил Мравка.
— Мы тебя сделаем бабушкой — ты маленький и сгорбленный, да и голос у тебя подходящий. Не смотри на меня так… Роль бабушки — самая главная. Я буду играть роль старика. Тебе, Димитрий, роль Иовы, а тебе, Недов, — Василия. Всем остальным — второстепенные и мелкие роли.
— Ну, а кто же будет играть роль Станки? — спросил Странджа.
— Станки?
— Да, Станки, девушки?
— Как? И девушка есть? — удивился свирепый Македонский.
— Есть, — призадумался Владыков, — о самом-то главном я забыл, — и, внимательно оглядев всех присутствующих, добавил: — Эта роль для какого-нибудь парня, молодого… вот как… — Владыков запнулся, глядя на Брычкова: они не были знакомы.
Брычков густо покраснел.
— Ах, я и не догадался сразу вас познакомить, — сказал Македонский. — Брычков, Владыков.
— Как, да вы не поэт ли? — удивленно спросил Владыков, пожимая руку Брычкова. — Я читал ваши поэмы… Это вы писали?..
Брычков покраснел еще больше и смущенно пробормотал:
— Мои, да… но это ничего не…
— Очень рад с вами познакомиться. Вы когда прибыли?
— Вчера вечером, — вмешался Македонский, — из Турции, и хотя не из балканских ущелий, как мы, а из отцовской лавки, но он славный хэш. И уже общий наш приятель… Поэт, значит? Батюшки, а я-то не знал этого и утром обчистил мальчика… — прибавил он сквозь зубы. — Ну, ничего, мы его не бросим.
Владыков продолжал:
— Итак, принимает ли Брычков роль Станки? Здесь нам не найти женщины, которая согласилась бы играть.
— Принимаю с радостью, хоть я и не девушка, — ответил Брычков.
— Не беда! Когда мы переоденем тебя да прифрантим, никто и не узнает. Замажем под носом черные усики белилами, и все будет отлично.
— Да можно и так, — воодушевился Македонский. — Какие же у него усы? Мох. Ровно ничего не значит. Помнишь, в прошлом году? Гица наш, с усищами, как у гусара, стал княгиней Райной{53}. И прекрасно сошло. В театре на это не обращают внимания.
На минуту задумавшийся Брычков рассмеялся.
— Над чем вы смеетесь?
— Знаете что, — ответил Брычков, почесывая затылок и лукаво прищуриваясь, — я думаю о цели этого спектакля. Неужели такая грандиозная цель?
— Именно такая, поверь, — сказал Владыков.
— Ну, если все удастся до конца, — продолжал Брычков, — и сумма, которую мы выручим, позволит выполнить задуманное, история скажет когда-нибудь, — и до некоторой степени это будет верно, — что похищенная Станка убила султана Азиза{54}. Не правда ли?