Больничные байки
Шрифт:
Тот кивнул.
— Я умолял азалара забрать мою собственную жизнь вкупе с жизнью любого из сыновей. Я проводил в камланиях дни и ночи, ища выход из западни. Азалар молчал, но вскоре умер старший сын, и я решил, что демон отступился. Но не успели мы отгоревать положенный срок, как умер другой сын, а за ним и жена. Все, что мне пришло в голову — это что он решил выкосить весь мой род, и я готов был смиренно это принять, лишь бы Чусюккей могла жить!
Сородичи смотрели на меня косо. Слишком уж высокой им казалась плата, а когда стали
— Они… у них у всех был рак? — спросила Ксюша.
— Что? Нет… Это были и пневмонии, и тромбозы и вирусы, и гнойные ангины. Кого-то мы успевали доставить в райцентр, кто-то умирал в дороге, а кто-то не успевал и вещи собрать. А я, который всю свою сознательную жизнь занимался врачеванием, просто не успевал приступить к лечению. Слишком уж быстро все происходило.
В поселке началась паника. Многие собрали пожитки и ушли, но большая часть уйти уже не могла. Все болели. У каждой юрты гнили жертвенные бараны, призванные отогнать и задобрить четлеркеров, а кладбище разрасталось…
— Кто это? Четлер…
— Злые духи, в которые порой превращаются души покойных и изводят живых, насылая болезни. На них и грешили, пока не обратили внимание на мою Чусюккей…
Кара продолжал свой невеселый, монотонный рассказ, и Ксюша, постепенно впав в легкий транс, словно воочию увидела изолированный поселок у подножия могучей горы, покрытой снегом. Слоняющееся без присмотра стадо, крики и скорбный плач, плывущий над курящимися крышами юрт, запах свежей крови от перерезанных бараньих горл. Видела шамана, потерянно и виновато загораживающего своим телом девочку от разгневанных и перепуганных селян. И Чусюккей с мрачной угрюмостью разглядывающую толпу из-под отцовского локтя.
— Она изменилась… Не знаю, как лучше передать, но…
— Я понимаю, о чем вы! — Ксюша снова сжала его запястье, — Я ведь… видела её…
— Ничего в ней не осталось от степной княжны. И единственное, что её — и меня заодно — спасло от кровавой расправы — это то, что никто так и не поймал ее с поличным, хотя каждую ночь у каждой юрты был выставлен соглядатай с берданкой.
— Я правильно понял? — спросил Василий, — За то, что вы отказались отдать дочь в жертву, демоны выкосили весь ваш поселок, а девочку все равно забрали? Как-то…
Он почесал переносицу, подыскивая правильное слово.
— Несправедливо? — хмыкнул шаман, — Да, так и есть. Я расплатился за малодушие деда. Мы все расплатились.
— Этот ваш демон потребовал ее жизнь, но, сохранив ей жизнь, вы… все равно ее потеряли, — задумчиво произнесла Ксюша, невольно отметив мрачный романтизм истории.
— Почему же вы не попытались ее остановить?! Ведь вы первым должны были увидеть, что она… ну, не в порядке! — воскликнул отец.
— Я видел, но до последнего надеялся прогнать из нее азалара. Я караулил его появление, но… каждую ночь он насылал на поселок крепкий сон, сродни смерти, и вершил свои черные дела. В конце концов, я признал поражение и решился. Развязал чалама на своем дунгуре и на рассвете
Очнулся я у давно потухшего костра. Меня тормошили какие-то незнакомые парни. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, а когда они меня подняли, я почувствовал, как ломаются мои кости. Сколько я так просидел у костра? Судя по тому, как налились и вызрели травы в степи, не меньше месяца. Но не это было самым страшным. Самым страшным была совершенная тишина в вымершем поселке и мой распотрошенный дунгур, валяющийся рядом. Она приходила и сорвала всю защиту — и чалама, и камгалакчар, и…
— Что это?
— Я поняла, это ленточки и железяки на бубне, да? — торопливо перебила отца Ксюша.
Шаман кивнул.
— Сгоревшая орба — колотушка — едва различалась среди потухших углей костра, а дунгур был изорван… У меня ничего больше не осталось, чтобы противостоять злым силам. Ничего!
Повисла пауза, тишину которой разбивал назойливый, заливистый храп с дальней койки.
— И… какие варианты? Как её утихомирить? — Василий криво ухмыльнулся, — Удушение чалымой, пожалуйста, не предлагать.
— Папа! — Ксюша, изо всех сил вслушивающаяся в слова шамана, с мимолетной укоризной взглянула на отца и опять вгляделась в Кару, — Эти цацки у неё… я имею в виду, штуки от вашего бубна. Лиза, девочка из больницы, рассказывала… Если их добыть, это что-то изменит?
Кара некоторое время молчал, потом с сомнением пожал плечами.
— Если только скормить ему верховный камгалакчар, как облатку… Но я понятия не имею, как тут справиться без сильного шамана. Такого сильного, который не только сможет выманить азалара из дочери, но и противостоять его чарам — остаться в сознании и не уснуть. Сам я… как видите, совершенно беспомощен, пуст и…, - он кивнул на свои ноги, — недееспособен.
— А как выглядит этот верховный…?
— Он самый большой и светлый, с гравировкой неоседланного коня. Если вы найдете его и сможете привезти сюда Чусюккей…
— Пап?…
— Это исключено! Я не собираюсь похищать ребенка из отделения детской онкологии, будь он хоть самим Вельзевулом, — Василий даже задохнулся от обилия ожидающих его мрачных перспектив и поднялся, — Нам надо ехать…
— Но, пап, какой был смысл приезжать, если мы даже не попытаемся помочь?! Я уверена, что есть возможность спасти и наших ребят, и саму Чусюккей! Она ведь по-прежнему существует, хоть и оттеснена этим демоном на задний план!
— Значит, великий тувинский шаман не справился, а Ксюша Богданова справится? — губы его дрогнули.
— Она, действительно, еще внутри, — согласился Кара-оол, — Самой ей было бы лучше, если бы азалар выбросил ее в Серые степи, но без нее он не сможет поддерживать жизнь тела, поэтому… Если ты ее еще увидишь, передай, что…
— Это исключено! Ксения больше туда ни ногой!
— Но папа! Ты и сам не хочешь помочь и мне не позволяешь? — девочка смотрела снизу вверх на отца, лицо ее подергивалось от возмущения, — Хоть раз поверь в меня!